Автобус трясло и заносило на резких поворотах дороги.

За окном мелькали выжженные поля, и давно уже не было видно ни гор, ни моря.

Маша заснула и проснулась от ощущения липкой, горячей влаги между ног. Она резко дернулась и проверила рукой шорты и сиденье под собой.

– Сколько времени? – спросила она.

Андрей неохотно вздернул руку и посмотрел на часы.

– Половина первого.

Машка поёрзала на сиденье и беспокойно оглянулась.

Солнце палило сквозь стекла автобуса. Большинство пассажиров спали.

– Ты чего? – спросил Андрей.

– Ничего.

– Машка?

– Да блин… Я щас протеку. А нам ещё полчаса ехать… Лучше бы с рожденья менопауза, – проворчала она.

– Думаешь, все-таки месячные? – с надеждой спросил он.

Машка наморщила лоб.

– Кто их разберёт, эти сгустки…

Андрей взял её руку и сжал.

– Ничего, если протечёшь, забежишь в туалет, я тебе шорты свои дам. Не ссы, лягуха, болото наше, – добавил он и улыбнулся.

И улыбнулся как-то так, что она поверила – все будет хорошо.

Однолётки

Спать их уложили в разных машинах.

Артём скрючился на сиденьях одной из фур: при свете дня он не успел её рассмотреть, но в свете горящих фар и вспыхивающих огоньков зажигалок она показалась ему красной.

Галка провела ночь в Камазе.

Артёма мучила бессонница, он возился и ворочался, и, как только за стеклами кабины забрезжил рассвет, сел на сидении и выглянул в окно.

Через запотевшее за ночь стекло Артем видел, как вскоре из кабины Камаза показался водитель. Он спрыгнул на землю и сладко потянулся. Галка вылезла следом, достала зеркальце и заново подвела размазавшиеся глаза.

Край неба едва розовел, но было почти светло. Фуры непроснувшимися чудовищами толпились на огромном асфальтированном пустыре. От самой проволочной сетки и до горизонта тянулись за забором молодые березовые посадки. Будто на месте давних гарей.

Галка засунула руки поглубже в карманы ветровки, оттянув её пузырем на животе, и зашагала между рядами фур. Голые ноги зябли на утреннем ветерке. Она дрожала и опасливо поглядывала на кабины фур, стремясь быстрее преодолеть расстояние до угла огромной стоянки, где виднелись забегаловка и туалет.

Когда она вернулась, отряхивая капли воды с влажных волос, Артём уже был внизу. Растерянно чесал затылок, моргал и щурился. Очки свои он случайно разбил ещё под Чебоксарами и без них почти всегда теперь выглядел растерянно.

– Ну как ты? – спросила она, подходя ближе.

– Ничего. А ты?

Она нервно улыбнулась и пожала плечами.

– Нормально. Он сказал, что может довезти нас до Омска. Поедем?

И она, и Артем невольно оглянулись на водителя, с фырканьем обливающегося из канистры. Его незагорелое тело белело в молочном утреннем свете.

Накануне они сели в его машину уже в сумерках, затопивших окрестные перелески и трассу на Казань.

Камаз, казалось, пролетевший мимо, резко съехал на обочину. Галка подбежала, глотая поднявшуюся за ним пыль, и, взобравшись на подножку, не переводя дыхания, выпалила:

– Привет. До Казани возьмете?

Водитель медленно, как во сне, кивнул.

Галка, вися на подножке, оглянулась на рюкзаки, темневшие на обочине, и на спешащего из перелеска Артема.

– Но я не одна. Возьмете двоих?

Водитель кивнул снова. На неё из глубины кабины смотрели его внимательные глаза. Она улыбнулась и радостно помахала Тёмке.

Это был двадцать-какой-то по счету их водитель – Галка давно сбилась и начинала уже забывать, кто подвозил их под Владимиром, а кто – под Чебоксарами, и с какого именно водителя они с Тёмкой начали представляться нижегородцами. Парню и девчонке из Нижнего Новгорода и в самом деле ехать стало проще. Впрочем, подвозили их в основном местные, и продвигались на восток они слишком медленно.