— Ладно.

— Я оставлю тебя с кем-нибудь из парней.

— Я не собачка и не вещь.

Алек хмыкнул, потрепал меня по голове, не отрывая взгляда от дороги.

— Конечно не собачка и не вещь, но драгоценность.

— Прекращай это.

— Что?

— Все эти словечки. Я даже комплиментами не могу это назвать…

— Тебе они неприятны?

— Не неприятны, но…

— Тогда позволь мне использовать те слова, которые мне хочется, — не дал он договорить. — Ладно?

Промолчала. Не объяснять же ему, что каждое его «красивая» и «драгоценная» как удар током. Сначала дёргает, потом внутренности поджимаются, а затем и в жар бросает.

Не-эт, перебьётся он и без объяснений.

У поместья Колдуновых была пробка, и чем ближе мы подъезжали, тем более некомфортно я себя чувствовала. Сначала — ещё издалека — я заметила вспышки фотокамер, а когда мы, наконец, доехали, поняла, что для гостей здесь расстелена красная дорожка.

Претенциозно, однако.

— Але-эк, я не выйду.

— Поехали домой?

— Поехали!

— Я спросил, чтобы ты отказалась. Прости, Морен, назад пути нет. Там вкусные канапе.

— Ты надеешься подкупить меня микро-бутербродами? — хотела наорать, но прошипела, потому что дверь вдруг открылась — и у меня, и у Алека.

Минин выскочил из машины и оказался возле моей двери, не дав какому-то пареньку в чёрной ливрее помочь мне выйти, сам протянул ладонь.

Пока я неуверенно вылезала «в свет» — буквально же, в свет местного общества — на водительское уже сели. Всё как в кино — это, наверное, парковщик.

— Алек Никонович! Посмотрите сюда! Алек Никонович!

Вот же… дерьмо. Выпрямилась, выдохнула. Взяла Алека под ручку.

— Идём?

— Идём.

— Ты не переживай, мы маму Свята попросим, если фотки неудачные будут, они в газеты не попадут.

— Меня не это волнует, — выдавила улыбку, посмотрела в ближайшую камеру.

— Ты хорошо держишься.

— Ага, приходится.

— Морена Владимировна! Алек Никонович! Посмотрите сюда! — я напряглась ещё сильнее, и Алек это почувствовал.

— Они знают тебя, потому что ты глава совета. Вон туда посмотри, хочу хоть одно удачное совместное фото.

Послушно посмотрела, приосанилась ещё сильнее. Я тоже хочу удачное фото — и желательно все, чтоб потом не писали, какая оборванка заявилась на приём Колдуновых с самим Мининым.

Хотя сто процентов напишут, но хоть фотки будут красивые.

У крыльца, одетые в стиле «Русь императорская, дореволюционная», в шубах и меховых шапках стояли старшие Колдуновы. Так, отца зовут Игорь, а мать?..

— Как их зовут?

— Игорь и Светлана.

— По имени-отчеству как, Алек, я ж не могу…

— Можешь, — хмыкнул.

— Алек!.. — прошипела, но мы уже подошли ко входу. Я было понадеялась, что журналюги заинтересуются следующими гостями, но, как назло, за нам так никто по дорожке не шёл. Сейчас ещё окажется, что этот путь неловкости был необязательной частью…

— Алек! Морена Владимировна!

— Просто Морена, пожалуйста, — выдавила улыбку. Колдунов протянул руки, и я машинально протянула свои. Он благоговейно поцеловал их — обе сразу. Чёрт.

— Просто Игорь, — он обворожительно улыбнулся. А ведь красивый мужчина, я в тот раз и не приметила, больше думала о том, как не спалиться перед Верховным. Но и не удивительно, что красивый: его сестра — большая Алекова любовь, а дети — предмет воздыхания всего КолдИна.

— Светлана, — мать Колдуновых обняла меня, а затем поцеловала в обе щеки. Боже, надеюсь, моё лицо всё это время оставалось безукоризненно вежливым и спокойным, не хотелось бы потом наблюдать гримасы на разворотах.

— Очень рада знакомству, — надеюсь, прозвучало искренне.

— Алек, как работа? Слышал, ты попросил отпуск?

— Попросил.

— Оно и правильно — зачем молодость в работе топить?