Бабушка долго щупала и ворочала Лиду, своими костлявыми, но сильными руками. Она что-то ворчала себе под нос.

– Вот что, Кать, у вас навоз есть?

– Навоз? – удивлённо переспросила её мать.

– Да, навоз, – бабушка Паня, поднялась с топчана, на котором лежала Лида. – Навоз нужен.

– Есть. Скотину всю забрали, а он кому теперь нужен. Нынче в огороде ничего не сажали, так что весь за сараем лежит.

– Скажи парубку своему, пусть завтра таскает его весь обратно в сарай, надо девку греть, а то боюсь, не поднять мне её будет.

Мать больше не расспрашивала бабушку, а утром с Ваней начали таскать навоз обратно в сарай, и даже Надя им помогала. Они уже почти весь навоз перетаскали и сложили большую кучу в сарае, из хаты вышла бабушка Паня и сказала:

– Хватит таскать, утопчите его плотнее и полейте тёплой водой. Будем в нём девку греть.

Затопили баню и нагрели воду, полили навоз, а вечером, когда всё сделали, Ваня вынес Лиду из хаты.

Женщины сделали в навозной куче большую дыру, раздели Лиду и посадили её в приготовленную яму. Девочку вокруг плотно обложили навозом, как обычно сажают молодые деревья в лесу.

– Ничего Катя не бойся, девка у тебя молодая, сильная, сердце крепкое, – приговаривала бабушка Паня. – Ну, что ты Катя слёзы льёшь? Смотри Лилька твоя молодец, ни единого слова не проронила, а ей сейчас чай вовсе не сладко.

Лида действительно всё время молчала. По праву сказать, она всё ещё боялась бабушки Пани, но очень быстро она привыкла и к ней, и к запаху навоза. И вот пошли своей чередой дни болезни и лечения. Некоторые из них тянулись словно, густая смола, а иные, наоборот, спешили как горный ручей.

Новый 1943 год Лида встретила сидя в навозной куче. Сначала девочка ничего не чувствовала, потом ей стало казаться, что ноги словно кто-то колет иголками, или на них напали злющие рыжие муравьи. Спустя несколько дней ноги стали гореть как в огне.

Бабушка Паня не отходила от Лиды ни на шаг, она кормила её, мыла в бане, натирала мазью, которая вкусно пахла травами и мёдом. Мама и Ваня были у неё в помощниках, как поварята у шеф-повара. Принести, подать, убрать, помочь донести до бани и обратно.

После очередной бани и растираний маслами, бабушка Паня вывела Лиду за руку.

– На всё воля Божия и всё в руках Его. По милости Своей не оставит Он нас убогих и сирых в молитвах наших. Я тебе, Катя, говорила, поставим мы Лиду на ноги, доня твоя молодец, как стойкий оловянный солдатик всё вынесла и мороз, и жару.

Мать, Ваня и Надя стояли и изумлённо смотрели на измотанную болезнью Лиду, она стояла, ухватившись за свою спасительницу, и улыбалась.

– А вы её хоронить думали, – сказала бабушка Паня. – Да мы у Лиды ещё на свадьбе спляшем!

– Яка свадьба? Война, будь она не ладная…

– Война, Катя, закончится, мы обязательно прогоним фашиста проклятого с нашей земли, а жизнь продолжается. Нам всем надо жить, назло врагам, надо жить.

Весной Лида, на сеновале увидела странный деревянный ящик, он был сделан из не струганных досок.

– Это, что за ящик? Откуда он взялся? – спросила она Надю, которая за эти годы стала не по-детски рассудительной.

– Это Ваня сделал.

– Для чего, ему такой странный ящик?

– Так это для тебя… Мама!.. – Надя позвала мать на помощь.

– Для меня!? – Лида снова и снова допытывала сестру. Надя не дождалась мать и нехотя ответила сестре.

– Это твой гроб, Лида, – девочка всхлипнула, – когда зимой на улице тебя нашли, думали, что ты помрёшь, как Люба. Вот Ваня вместе с топчаном и смастерил его, а сжечь забыл.

Этот ящик напомнил Лиде, топчан на котором она очнулась зимой за печкой. Лида снова вспомнила полицая, который гнал её раздетую по улице.