– Может, ты ещё и петь теперь будешь? – бурчит он, пряча руки в карманы безразмерных штанов.

– Блин, ну что ты так завёлся? Я же не настаиваю, чтобы мы её записывали. Сам же сказал, там мелодии толком нет.

– Она хорошая, – отзывается Трой с неподдельной болью в голосе. – Понимаешь, Саймон, она хорошая, даже незавершённая, вот что!

И я понимаю, что дело, может быть, действительно в песне.

– Мы её запишем, – сдаётся Трой. – Вот увидишь. Это будет лучший трек на альбоме.

Я засыпаю с включённым телевизором. Засыпаю, просыпаюсь – за окном ещё ночь. Эмма ушла ночевать к себе – ей вставать рано. У меня тоже будильник стоит, но до утра пока далеко. Свет нигде не горит, я подсвечиваю себе путь мобильником, чтобы проверить, заперта ли дверь. Правило такое в доме: кто пришёл последним, запирает дверь на все замки. Трой вызвался остаться в студии на часок, когда мы с Майком возвращались. Точнее, Майк с Томом пошли окучивать очередной бар – их я сам выпер, у нас с Эммой свои планы. Но она давно ушла, посуда вымыта, за окном – ночь, из комнаты Майка доносится могучий храп. Входная дверь не заперта. Я сурово прожигаю взглядом дверь, подсвечиваю себе дорогу до комнаты Троя – никого, кровать заправлена, на краю кровати аккуратно валяется моя шапка. Всё по классике Троя, конечно: выпросил поносить на денёк-другой, припрятал и не вернул. Исключительно чтобы меня позлить, думаю я. Так и пишу ему в СМС: «Почему без шапки?» Ответ приходит мгновенно: «?!»

«Ты где?» – пишу я.

«В студии».

СМС-разговор закончен. Ехать туда всего с полчаса по пустым дорогам. Я выгребаю из холодильника остатки ужина, запрыгиваю в Саймономобиль – и вперёд!

– Сай, ты чего? Что случилось? – Трой явно встревожен моим внезапным появлением, но с места не встаёт. Залип над пультом: наушники на шее, карандаш в руке, остывающий кофе в чашке.

– Сам чего? – передёргиваю я. – Сказал, что будешь через пару часов, ну и?

– Ну и…Ты же сказал, что вы с твоей будете, – он изображает неприличный жест, тоже мне умник.

– Я сказал, что мы с ней поужинаем. Не до трёх ночи.

– Три ночи?

– Полчетвёртого.

Он шумно выдыхает, закидывает руки за голову, тянется.

– Ну всё равно, чего студия простаивает.

Я подхожу ближе, убираю недопитый кофе с пульта:

– Говорят же тебе, не ставь сюда.

Морщит нос на меня, спрятался за своей нестриженой чёлкой.

– Идём, – говорю. – Я тебе ужин принёс.

– Да ну, серьёзно? Мне? – опять этот жест… подзатыльника же получит.

– Серьёзно. Если Трой не идёт к ужину, ужин идёт к Трою, – я тяну его за руку, заставляя подняться с кожаного кресла, пихаю в сторону спартанской кухни.

Микроволновка нудным гудком оповещает о том, что блюдо разогрето и готово к употреблению. Я ставлю плошку на сооружённую из салфеток скатерть. Троя не приходится упрашивать: закатал рукава толстовки, с упоением облизывает первую ложку, блаженно прикрыв глаза:

– Что это?

– Колканнон.

– Me gusta!

Я знал, что ему понравится. У Троя слабость к блюдам, которые обычно относят к списку «антистрессовая еда»: паста со сливочным соусом, ньоки, маффины. Нечто весьма питательное, возможно, не очень полезное, но чертовски вкусное.

– Ей понравилось? – спрашивает он, пока я подпёр щёку рукой и сижу зеваю.

– Что?

– Ну вот эта хрень, – он тычет вилкой в полупустую посудину. – Понравилась ей?

– Да, – просто отвечаю я. Конечно, она выражала свои восторги шеф-повару, и свечи ей пришлись по душе.

Конечно, ей всё понравилось, но у Троя выражение совершенного счастья на лице, когда он жуёт мою еду.

– У тебя очень хорошие песни, – говорю я вслух.

А он так смотрит, будто я пытаюсь его подкупить, переводит тему: