– Застегнись, дубак же, – подсказываю я.

– Никак. Не сходится.

– Не дуркуй, – я пихаю его в плечо, выполняя функцию Ральфа. – Застегнись, простынешь.

– Давно уже не сходится, – смеётся Трой.

– С тех пор, как курить бросил?

– И ни о чём не жалею! – он победно вскидывает руки над головой, но с завистью тянется в мою сторону, переходя на шёпот. – Будь другом, последний раз затянуться дай.

– Ни о чём не жалеешь, да? – напоминаю я.

– Я знаю, знаю, – он виновато морщит нос. – Всего две затяжки, честное слово.

Я протягиваю ему недокуренную сигарету:

– На здоровье.

Он с благоговением принимает дар, затягивается с блаженным видом, откидываясь на спинку кресла.

Где-то по соседству группка детишек ходит от двери к двери, распевая гимны, бледные звёзды смотрят на нас с полупрозрачного ночного неба. На второй затяжке Трой наконец-то впадает в состояние безмятежного покоя, что случается крайне редко. Он тянется к столику, готовый затушить сигарету в пепельнице, но я его останавливаю:

– Да ладно, праздник же. В следующем году бросишь.

– Никому не скажешь? – просит он с надеждой в голосе.

– Не скажу, не парься.

Трой откидывается обратно в кресло и делает третью затяжку с таким видом, будто это не обычное курево, а некая забористая травка.

– О боже. Лучший день в жизни.

У Троя порой случаются хорошие идеи. А иногда случаются идеи гениальные. Возможно, в этот раз он бы со мной не согласился.

В тот день мы оба решаем, что было бы здорово сделать приятный сюрприз для миссис Дарси, чьему преподавательскому и кулинарному мастерству мы обязаны своим чудесным рождественским ужином. Может, идея дурацкая, но всё равно хорошая. Спать мы так и не легли, Трой лично возился с плакатом до самого утра под моим руководством: буквы вышли стройные, крупные, красочные, и так издалека видать, а в обрамлении из гирлянд и мишуры – и вовсе вывеска похлеще неоновой.

– Ты хоть что-нибудь не умеешь? – удивляюсь я, разглядывая живописные буквы, а он подмигивает.

– Давай в машину, я поведу.

На улицах пустым-пусто, будто конец света настал внезапно. Все ещё лениво полёживают дома, а мы – такие герои. Пять минут езды до места назначения.

– Лучшие вкусняшки в городе и стране! – читает Трой по слогам, заботливо разложив наши труды на капоте. Ничего лучшего не придумали.

– Никакую букву не пропустил? – я тащу стремянку с заднего сиденья, а ему уже неймётся.

– Дай, дай я, я ровно повешу!

Мне разве жалко?

– Ты только держи меня.

Он хватает плакат под мышку, взлетает по жёрдочкам с ловкостью юного лемура, возится у меня над головой, напевает что-то, пока я держу.

– Ты там на меня не роняй запчасти, – отмахиваюсь я от спадающей сверху гирлянды.

Я и не замечаю сразу, что мы здесь не одни.

– Ого, да тут всё серьёзно.

Мы оба оборачиваемся на незнакомый женский голос, на меня сыплются куски мишуры.

– С Рождеством! – первым находится Трой, размахивая скотчем.

Она с опаской поглядывает на шаткий плакат и субтильную дверь с надписью «закрыто».

– А вы тут что, ребята, делаете?

– Я вот стремянку держу, – честно колюсь я, а сам улыбаюсь как дурак, – уж больно она славная. – Вы лучше приходите, когда открыто будет. А то сегодня Рождество всё же, выходной.

Она снова смотрит на вывеску, на дверь, на нас с Троем, но не уходит, слава богу, не уходит, потому что я пока не могу придумать ничего умного, чтобы её задержать.

– Вы тут работаете? – интересуется она наконец.

– Мы? Да нет, я сюда на занятия хожу, – делюсь я. – А он так просто…

– Я потом ем, – подсказывает Трой, хлопая свободной ладонью по оленю на свитере.

– Точно, он потом ест, проглот этот, – киваю я и быстро спрашиваю, раз такой смелый стал. – А вас сюда как занесло в праздник?