Она смерила меня взглядом:

— Следуй за мной.

Мы покинули домик и зашагали по темной аллее, ведущей к дворцу. Кровь похолодела, когда за следующим поворотом к нам вышла стража. Здоровенные мужики встали по обе стороны меня. Ох, не нравится мне всё это.

Вдруг мы свернули с аллеи к совершенно другому домику.

— Куда мы идем? — сипло спросила я.

Всё ближе и ближе подходим, а сам вопрос так и остался без ответа.

— Разувайся, — велела женщина уже на пороге, потом сама же сняла обувь и вошла внутрь; её хрупкая фигура растворилась во тьме.

Я медлила. Один из здоровяков толкнул меня легонько в плечо, мол исполняй приказ. Выбора нет — исполнила.

Я думала, воины последуют за нами, но нет, они остались охранять вход. Тревога поедала душу. Тьма комнаты поглотила меня, я шла на ощупь, но вскоре увидела тусклый свет от свечей за бумажными дверями а-ля сёдзи* в Японии. Рисунок бамбука на них переливался желтым и ярко-оранжевым. Раздвинув дверцы по сторонам, я вошла в комнату. Меня там ждали прислужницы; та, что привела сюда, стояла в уголу, скрываясь в тени; она мрачно приказала:

— Приведите её в порядок.

— Зачем? Для чего?! — завопила было я, как вдруг девушки налетели на меня, как стервятники на еду. Подхватили за подмышки, отвели за ширму, буквально толкнули в деревянную купель и принялись натирать душистым мылом. Больно и резко, словно спешили.

Как быстро закинули сюда, так же быстро приказали подниматься. Две прислужницы подбежали с полотенцами, а другие с белоснежным халатом. Надели, завязали, усадили перед круглым зеркальцем, где уже одна пребольно начала прочесывать волосы, а вторая вовсю пудрила лицо. Ужасно пудрила, я аж закашлялась.

— Осторож… — хотела, значит, поругаться, как увидела очень знакомые глаза, пусть и на женском лице.

Муз. Да-да, Муз!

— Ты!

Поставщик вдохновения приложил палец к моим губам:

— Тш-ш-ш. Тихо.

..И снова забил пушистым шариком по лицу.

— Ох, что ты делаешь?! — возмутилась работой моего Муза та вредная женщина. — Оставь Янлин. Вэй, сделай макияж ты.

Муза сменили, и уже новая девушка приступила к макияжу, осторожно и аккуратно.

— Нет-нет, не эту, — остановила старшая прислужница, когда к губам поднесли кисточку с нежно-розовой помадой. — Лучше красную.

Девушка поклонилась и принялась набирать помаду красного цвета.

— Какое платье лучше?!

Не мне… Наряды показали всё той же озлобленной даме. Я украдкой глянула на неё. Женщина поджала тонкие губки, размышляя; затем покачала головой и указала на выбор пальцем.

— Может, скажете, куда меня собирают?! — спросила я, но уже более грубо.

— К главе пойдешь, — сухо ответила она и следом отдала очередной приказ: — хватит румян, хватит. Одевайте её уже.

К Ли Шену?! Дрожь прошла по рукам, огонь — по щекам. То есть… меня готовят к нему? Глава пожелал видеть меня этой ночью?! Странные чувства смешались внутри: радость с отторжением, гнев с нежностью. От любви до ненависти один шаг — причем туда и обратно, я уже несколько месяцев балансирую на тонкой грани этих двух сложных чувств. Ненавижу и снова люблю, потом люблю и поэтому ненавижу. Разве я не должна гордо сказать сейчас: «Не пойду!», но стоит открыть рот, как прозвучит: «Хочу, хочу к нему…!». Мой рассудок словно помутнел — и я ненавижу себя за то, что слаба перед Ли Шеном.

— Ну чего застыла?! — дама жеманно протянула гласные. — Подними руки.

Её просьба вернула меня в реальность. Старшая прислужница встала передо мной с иголкой в зубах и с ханьфу в руках. Я сделала то, о чем попросили; бело-золотистое ханьфу упало на мои плечи, руки скользнули в шелковые рукава, широкий пояс окутал и подчеркнул талию.