Когда Ольга узнала, что я успешно пересдал зачеты и готовлюсь к очередной сессии, она очень удивилась. Она увидела меня в институтском коридоре возле кабинета дендрологии, подошла и разочарованно проговорила:

– Ты всё испортил.

– Что испортил? – переспросил я.

– Биографию. Ты испортил свою биографию. Ты стал как все.

– Я просто хочу закончить институт. Что тут плохого? – обиделся я.

– Я не смогу тебе этого объяснить. Не смогу, – сочувственно произнесла она. – И стихов больше не пиши. Не нужно. Видимо это был случайный порыв. Ты не понимаешь, какая пропасть между творческой личностью и обыкновенным обывателем. Ты не понимаешь…

И она пошла от меня той походкой, которая всегда сводила меня с ума.

Через два года я благополучно закончил институт. А вот Ольга с четвертого курса исчезла куда-то. Примерно через год она появилась в Москве в компании Бориса Самосвального и Алексея Крикунова. После очередных президентских выборов, Ольга выступала на многочисленных протестных митингах, писала скандальные статьи в интернете. Какое-то время жила в Англии, потом в Нью-Йорке. Один из моих однокурсников случайно встретился с ней в Магадане, где она выступала с лекциями о перспективах глобальной демократизации. Потом он с гордостью рассказывал мне, что Ольга сейчас работает корреспондентом какого-то Западного издания. Что она спрашивала про меня. Интересовалась, женат ли я, пишу ли стихи? Сожалела о том, что в провинции мой талан непременно погибнет.

Немного позднее до меня дошли слухи, что она пыталась создать какую-то новую партию. Даже выпустила манифест сторонников либеральных реформ под названием «Россия без вождей». А потом она совершенно исчезла из вида. О ней ничего не было слышно. Я решил, что она случайно попала в какой-то политический переплет. Возможно, у неё был выбор между страданием, обещающим славу, и покаянием. И она выбрала страдание. Это на неё очень похоже. Хотя, не мне судить.

Мое утро всегда начинается в шесть часов. Встаю, умываюсь, равнодушно гляжу в старое мутноватое зеркало, которое висит над раковиной на кухне. Вижу там свое заспанное лицо, маленькие серые глаза, большой нос, под носом – пышные усы и неприбранную бороду со следами вчерашнего ужина. Кудри на моей голове ещё имеются, только они как будто немного поредели и поблекли. Это я. Только уже другой. Хотя где-то глубоко в душе… я представляю себя совершенно иначе. Меньше ростом, изящнее, привлекательнее. И вообще, внешне я как-то мало похож на человека с высшим образованием, который когда-то писал неплохие стихи и должен был попасть в скрижали.

Моя жена в это время ещё спит, разметав по кровати веер своих золотистых волос, а мать уже встала, оделась и сейчас готовит нам завтрак.

Я быстро натягиваю выцветшие трикотажные брюки, потрепанную штормовку, резиновые сапоги и выхожу на улицу. Там ещё холодно, хотя уже май. Я иду по двору и удивленно смотрю по сторонам, как будто вижу этот мир впервые. Справа от меня в болотистой низине синеет лес, слева блестит, залитая талой водой, луговина. Где-то там прошлым вечером пел соловей в зарослях цветущей черёмухи.

Я захожу под навес, набираю тяжелую ношу дров и возвращаюсь обратно. Мыслей в моей голове ещё нет, голова не проснулась окончательно и, наверное поэтому, я больно стукаюсь затылком о дверной косяк, который все в нашем доме называют притолокой.

Пока я ходил за дровами, жена встала с кровати и сейчас ходит по кухне румяная и свежая. Она меня любит. Я её обожаю. Она невысокая – мне по плечо, светло-русая, пухленькая и в свои тридцать пять лет всё ещё походит на девочку – подростка. Встретились мы с ней случайно, поженились скоро, но живем не хуже других.