По электронной почте я отправил это стихотворение Ольге. Она написала мне восторженный отзыв, назвала меня гением, и закончила письмо такими словами: «Если сейчас ты не займешься стихами всерьёз, я перестану тебя уважать». Это меня воодушевило. Я написал ещё несколько стихотворений и вдруг понял, что выдохся. У меня нет больше ни хороших тем, ни желания продолжать это странное занятие.

Новый друг Ольги, как я и ожидал, напечатал эти мои стихи в модном молодежном журнале под свои именем. Меня удивил его новый псевдоним. Под стихотворением стояло имя Венедикт Заречный. Немного позднее Ольга пояснила, что потом, когда все привыкнут к этому звучному имени и занесут его в скрижали, можно будет представить миру настоящего автора стихов – то есть меня, Андрея Арматурова. А пока мне нужно творить. Даже если я не хочу. Даже если у меня нет больше сил.

Я спросил её:

– Почему мои стихи напечатаны под чужим псевдонимом?

– Это твой псевдоним, – заверила меня Ольга.

– Мой псевдоним Венедикт Дулин.

– Извини, – тут же нашлась Ольга, – но мне показалось, что фамилия Заречный звучит благозвучнее.

В конце концов, творчество отвлекло меня от занятий в университете. Я не смог сдать несколько важных зачетов и поэтому не был допущен к очередной сессии. Обстоятельства складывались так, что меня в скором времени должны были из института отчислить. Я позвонил Ольге, чтобы рассказать ей о своих бедах. Говорил с дрожью в голосе, жаловался на судьбу. И тут она меня в очередной раз огорошила:

– Это хорошо… Пусть отчисляют. Это только украсит твою биографию в будущем.

– Но…

– Вспомни Толстого, вспомни Бродского, – торопилась убедить меня Ольга. – Настоящий творческий человек не должен заботиться о житейских вещах. О законченном образовании и так далее. Предоставь это обычным людям. Пусть они об этом пекутся. А ты должен быть свободным от всего… И вообще, для чего тебе этот лесной институт? Если у тебя дар. Неужели ты хочешь зарабатывать деньги на заготовке древесины или закладке лесных питомников? Это же дурь несусветная, когда у тебя талант. Ты личность творческая, свободная. Вот и живи свободно. Ничем себя не обременяй. Твори.

– Но тогда три года учебы пропадут даром. Зря.

– Ну и что? Напиши что-нибудь крамольное в пику существующему режиму. И твое увольнение из института в будущем будет восприниматься как политическая акция. Как протест.

– Я не хочу.

– Теперь это уже не важно, – проговорила Ольга. – Первый шаг сделан. Надо делать и второй. У всех талантливых людей в жизни случаются трагедии. Это их карма. Трагедии и страдания закаляют.

– Я не хочу страдать. Я…

– Но твоя жизнь тебе уже не принадлежит. Учти это!

– Как? – удивился я.

– Сейчас она принадлежит истории, она принадлежит всему человечеству. Эпохе. Тому поколению творческих людей, которое ты олицетворяешь. Или будешь олицетворять.

– Олицетворяю… я?

– Да.

– Черт знает что!

Я правда тогда не понимал, как это можно ради какого-то призрачного ореола будущей славы бросить всё. Институт, профессию, учебу. Как можно забыть о том вполне конкретном положений, которое я могу занять на государственной службе. Бросить всё, чтобы стать никому не нужным свободным художником без средств к существованию, имя которого когда-нибудь занесут в таинственные скрижали… И тут неожиданно я понял, что такая перспектива мне не подходит. Мне не подходит всё, чем занимается Ольга и её подруга. Я другой. Я обыкновенный простой и стеснительный человек, которому иногда удается написать неплохие, на первый взгляд, стихи. Слава, известность, скрижали – это не для меня. Это из какой-то другой, неизвестной мне пьесы.