Однажды на масленицу он отправился в гости в соседнюю деревню, где жила его тетка Пелагея. Тетка встретила Степана радостно, расспросила его обо всем и решила угостить Степана горячими блинчиками. Степан от блинов не отказался. Сел за стол, стал есть блины с топленым маслом, и незаметно вошел во вкус… Войти-то вошел, но обратно не вышел. Даже стеснительность не помогла. Степан ел и ел, благо блины у тетки не кончались. Но, когда теткина поварешка стала «бегать по голу» – по дну ведерной кадушки, где было замешано блинное тесто, а племянник всё ел горячие блины с хорошим аппетитом, тетка стала поглядывать на него тревожно и задумчиво. Как бы в некотором замешательстве. А когда всё тесто закончилось, сказала:

– Вот, кажется, и масленице конец.

– Уже? – запальчиво переспросил Степан с таким видом, как будто съел всего один небольшой блинчик.

– Да, – ответила тетка, заглянув в пустую кадушку.

Дед поблагодарил тетку за угощения и вышел на улицу. Там была первая мартовская капель. Дул теплый южный ветер. Настроение у деда было прекрасное, поэтому он домой не пошел, а решил заглянуть к дяде Никифору, который жил в соседней деревне. Масленица все-таки.

У дяди Никифора он отведал супу из баранины, потом овсяной каши и клюквенного киселя. Потом выпил чаю с медом, закусил рыбником, и уже совсем было собрался домой, когда вспомнил про дядю Абросима, у которого целый год не был. Заглянул и к Абросиму. У Абросима похлебал ухи из налимов, отведал гречневой кашки, потом – пирогов с грибами, с капустой, с яйцами. Так мой дед бродил целый день до вечера, пока не понял, что, наконец, наелся досыта. После этого к нему вернулось прежнее спокойствие и степенность.

Из-за пристрастия моего деда много спать и много есть, в семье его стали недолюбливать. Прадед решил, что такого человека к тяжелому крестьянскому труду не приучить, и определил его для учебы в Уржумскую гимназию. Пусть лучше там ума набирается, изучает точные науки. Но изучать эти самые науки деду долго не пришлось. В 1911 году Степана забрали в царскую армию. Поставили в строй и сразу стали чесать затылки. Дед был на две головы выше всех остальных служивых. И подходящую форму ему никак не могли подобрать. Всё деду было не в пору, всё мало да узко. В строю он выглядел, как породистый гусь в стае диких утят. На первом же смотре командиру полка, где начинал службу мой дед, сделали выговор. Один из проверяющих чинов грозно рявкнул, указывая на деда:

– Что это такое?

– Рядовой Филимонов, – в замешательстве ответил командир.

– Убрать с глаз долой! -приказал генерал. – Эта орясина у вас весь строй портит. Определите его куда-нибудь подальше.

Командиры подумали, подумали и решили отправить деда учиться на фельдшера в Казань. Пусть после учения он в госпитале солдат лечит. Там от него больше проку будет. А когда дед выучился началась Первая Мировая война. Дед сразу попал на фронт и стал выносить с поля боя раненых солдат. Сначала носил по одному, а потом чтобы много не ползать – двоих сразу. Одного в одну руку, другого – в другую. Раненых в первые месяцы войны было много. Амуниция на солдатах была кровавая и грязная, так что однажды в суматохе боя дед спутался и притащил в полевой госпиталь контуженого немца. Немец в госпитале опомнился, залепетал что-то испуганно, хотел было из лечебного учреждения сбежать. Но дед быстро пресек это подлое намеренье, контузив вражеского солдата повторно – на этот раз кулаком. После этого случая моему деду за проявленную доблесть и героизм дали Георгиевский крест.

Потом по какой-то причине наша армия неожиданно оставила прежние позиции. Это произошло ночью, а дед по старой привычке очень крепко спал. Полевой госпиталь по приказу начальства быстро эвакуировали, а про деда в суматохе передислокации почему-то забыли. Он остался в крестьянской хате на окраине села, в которой квартировал.