– А вот теперь нам реально лучше валить, – тихонько пробормотал Стрижак и медленно попятился назад.
– В с-смысле?
– В коромысле, епт! Или ты сюда же присоседиться хочешь? Не всек еще?
– Она, наверное, заложница, – предположил Кит отстраненно. – Или секс-рабыня.
– Да хоть домработница! Валить надо.
Обычно беспечный и бесстрашный Стрижак буквально дрожал и стоял за порогом, готовый захлопнуть в любой момент тяжелую, обитую жестью дверь – хоть с друзьями внутри, хоть без.
– Может, хотя бы ментов вызовем? – Валик обернулся на Стрижака, чье лицо покрылось пятнами будто от лихорадки, и на Кита, застывшего в прострации.
– А мы здесь тогда что забыли? – рассудил странно спокойный Кит. – Взлом с проникновением. Загребут нас вместе с Мысиным…
– Да каких ментов? Они у Мысина все вот где. Он же в думе! – Стрижак крепко сжал в кулаке воздух, будто хотел кого-то больно схватить за яйца. – Они приедут, сами же Мысину стукнут, а нас оформят. Будет тебе бабка передачки носить. Или цветочки на могилку.
– И чт-то, мы п-просто уйдем?
– Да. Просто уйдем. И забудем все, что здесь видели. Потому что иначе…
– Нет! – твердо ответил Валик. – Я без нее никуда не пойду.
– Да ты охренел? – зашипел Стрижак, вцепился в Валиково щуплое плечо. – Ты понимаешь, что он с нами сделает? Это тебе не клубнику у пенсионерки тырить, это даже не бутыль из бара, это… это…
– Это неправильно. Мы не можем оставить ее здесь, – твердо заключил Валик и осторожно подошел к пленнице, приподнял руки, демонстрируя мирные намерения. Та никак не отреагировала, лишь продолжала греметь миской. – Эй, я тебя не трону. Как тебя зовут? Ты нас слышишь?
Девчонка никак не отреагировала, даже головы не подняла. Рассмотрев ее вблизи, Валик не удержался – охнул: на бледной до синевы коже тут и там виднелись бескровные ссадины и царапины. Пленница переступила на месте, стукнув по бетону скейтерскими налокотниками и наколенниками, туго стягивавшими конечности – видимо, Мысин так проявил «заботу» о своей… заложнице? Наложнице? Или…
– А, может, это его дочь, а? – озвучил очередную гипотезу Кит. – Типа сумасшедшая. Он ее в психушку сдавать не захотел, решил сам лечить. Я в одной книжке читал…
– Неважно. Никто не должен с-сидеть в подвале на цепи. Даже сумасшедшие. Эй!
Валик наклонился к самому уху девчонки, но та будто его не замечала. На пробу он помахал рукой у нее перед лицом – тоже никакой реакции. Из-под спутанных волос где-то под левым ухом торчала большая ручка, такая же была на бабушкиной мясорубке, и Валик с самого детства был почетным «крутильщиком», «зарабатывал» себе на котлеты. Мысли о котлетах в провонявшем подвале обернулись кислой желчью под горлом. Уже понимая, что обнаружит нечто чудовищно-жестокое, бесчеловечное, вроде того, что он уже видел в фильме «Пила», Валик осторожно наклонился и убрал волосы с лица девчонки в сторону.
– Е-е-ебаный насос, – протянул Стрижак. Эти слова описывали ситуацию вернее некуда, хотя под волосами обнаружился вовсе не насос, а совершенно другое устройство. На бледном, надо сказать, весьма симпатичном личике вместо рта блестело заостренными краями какое-то хитроумное устройство, больше всего похожее на закрученные спиралью вал-шнеки для все той же мясорубки, заменявшие, по-видимому, пленнице и язык, и зубы. По краям виднелись хитросплетения пружин и шестеренок, меж которых застряли темные ошметки.
– Что это за херня? Не трогай, блядь! – взвизгнул Стрижак, дав петуха, когда Валик, будто завороженный, протянул руки к этим вал-шнекам. – Хочешь, чтобы она тебе пальцы отхватила? Хер знает, че у нее в башке. Ну, кроме мясорубки, – нервно хихикнул он.