Кто-то слушал более-менее равнодушно, кто-то кривился от отвращения, но главный следователь Юджин Левикот оставался беспристрастен.

– Я неизбежно докапываюсь до сути, рядовой. Так что рассказывайте по порядку.

– Мне больше нечего добавить, я все объяснил, – выдохнул очередной опрашиваемый.

– Тогда, – он взмахнул рукой в приглашающем жесте, замер и улыбнулся, – давайте сначала.

Ведущие допрос знали, что солдата мучила жажда, голова его раскалывалась от напряжения, монотонного повторения и света, бьющего в глаза. В кабинете сидел и четвертый военный, безмолвно ведущий протокол допросов, когда все замолкали, тишину нарушал стук пишущей машинки.

Прослушав занудные показания солдата, Левикот его отпустил. Отпил воды из стакана на столе и обратился к Хейсу:

– Мне жаль, что вы стали свидетелем такого неприглядного зрелища. Но вы же понимаете, я вынужден на них давить, чтобы докопаться до правды.

– Да-да, конечно. – Хейс потер переносицу.

– Тогда продолжим, – кивнул Левикот и подал знак заводить следующего.

В кабинет зашел молодой человек, он нервно оглянулся и сглотнул. На щеках проступала неряшливая щетина, глаза покраснели: от недосыпа или от нервов. Мятую одежду он приводил в порядок с трудом и явно в последний момент.

– Рядовой Эверет Джонс?

– Да, – отозвался молодой человек от силы лет девятнадцати.

– Сколько служите в части?

– Почти два года.

– Вы нашли последнее тело?

– Д-да, – неуверенно ответил солдат.

– В котором часу это произошло?

– Мы обходим периметр в районе восьми утра. И оно лежало уже ближе к концу маршрута.

– Во сколько обычно возвращаетесь на свой пост?

– Около десяти.

– Сколько времени занимает обход?

– Примерно два часа, но мы с напарником нашли тело. И задержались его осмотреть.

– Сколько времени вы там провели?

– Около получаса.

– Вы разве криминалисты? Что делали так долго?

– Нам показалось, что женщина может быть жива. Я пытался… массаж сердца, нам показывали в части… а напарник осматривал вокруг.

– Так вы оставались с женщиной наедине?

– Я?.. Нет… Питер был рядом.

– А он сказал мне, что уходил довольно далеко, потом и вовсе убежал за помощью.

– Да, но я сразу пошел за ним.

– Почему же он вернулся в девять сорок, а вы в десять двадцать?

– Он бежал напрямик… а я пытался ее спасти! – Голос предательски взял высокие ноты.

– Пытались или попросту врете об этом? Вы мне врете о том, что делали с этой женщиной?!

– Нет! Я хотел помочь ей! Она была еще теплой! Мне казалось, что она жива! – В отчаянии кричал подозреваемый.

– Она была теплой и живой. Все верно?

– Мне так показалось…

– Отвечайте, да или нет?!

– Да… Нет… Я не знаю. – Рядовой мелко задрожал.

– Это ты ее убил, мерзавец? Что ты увидел в глазах бедняжки, когда жизнь покидала ее тело?

– Что?! Нет! Я бы никогда!..

Хейса измотала эта игра, он жалел подчиненных, как беспомощных перепуганных щенков. Следователь повторял один сценарий снова и снова, но опрашиваемые демонстрировали лишь страх. Крошечные зрачки начинали бегать, язык заплетался, по лбу катился пот. Но этот солдат – именно он мог рассказать что-то полезное, если загнать его в угол. Судя по времени смерти, преступник находился совсем рядом. Если бы дежурившие не были такими олухами, то могли бы застукать его с поличным. Хейс хоть и сочувствовал бедолаге, но понимал, что действия следователя оправданны, и даже удивлялся, что тот не прибегает к пыткам – обычному делу среди полицейских.

– Хотите послушать, что я думаю? Это вы ее изнасиловали и убили. – Левикот сощурил глаза и, сохраняя неумолимое выражение лица, приблизился к дрожащему человеку.

– Нет, пожалуйста, не говорите так, – зарыдал подозреваемый.