Гувернер очнулся утром, через распахнутые ставни ярко светило солнце, его лучи, проникающие сквозь прозрачные шторы причудливой формы, рассеивались по полу, образуя множество маленьких солнечных зайчиков. Он попытался собраться с мыслями, не вполне отдавая себе отчет: что же на самом деле произошло ночью? Его подушка и одеяло все еще сохраняли нежный тонкий аромат жасмина, оставленный ночной посетительницей. Серж сел на постели: «Господи! Мистика какая-то… В этом доме и с ума можно сойти, причем легко…»

В дверь постучали.

– Войдите… – вяло, чуть слышно сказал гувернер, но, видимо, внятно для того, чтобы его услышали за дверью.

Дверь распахнулась, на пороге появилась миловидная горничная средних лет в форменном зеленом платье:

– Доброе утро, сударь, – она вкатила в комнату двухъ-ярусный сервировочный столик, – внизу стоял кувшин с водой и чаша для умывания, наверху – завтрак.

Серж смутился: он пребывал обнаженным и от смущения натянул одеяло почти до подбородка. Горничная улыбнулась, слегла поклонилась и ушла, оставив молодого человека в смятении чувств. Почти сразу же он ощутил острый голод: ночь была бурной, и неуемный любовный пыл хозяйки потребовал от него огромных физических затрат.

Молодой человек встал, накинул стеганый халат, умылся, причесался, побрился и приступил к утренней трапезе. За чаем со свежевыпеченными булочками он наконец осознал всю сложность своего положения и безумие мероприятия, в которое он имел неосторожность ввязаться.

Когда Серж вошел в детскую, Митя уже вовсю бодрствовал и сразу же, завидев своего воспитателя, озадачил его:

– Пошли в сад гулять.

Стояло начало сентября. Солнце светило, на небе не было ни облачка. Трава еще сохраняла сочный зеленый цвет, но вот листья уже прихватила желтизна. Воздух был прекрасным: он сочетал в себе запах множества астр, которые так любила хозяйка, и различных трав, – за господским домом и садом простирался огромный луг.

Митя бегал как заводной, постоянно дергая воспитателя и засыпая его множеством вопросов. Примерно через час у Сержа закружилась голова от этого маленького почемучки. Он внимательно выслушивал мальчика, стараясь дать максимально доступный для него ответ. Митя был удовлетворен прогулкой: воспитатель не одергивал его, позволяя резвиться вволю, да и сам пробежался по саду на перегонки с малышом, разумеется, стараясь отстать от него как можно дальше, и в итоге объявив его победителем.

Когда наконец мальчик устал и изрядно проголодался, растущий организм требовал постоянной подпитки, они направились к дому. По дороге, а заняла она продолжительное время, – ведь гувернер и его воспитанник достаточно углубились в сад, почти достигнув луга, – Серж обдумывал свое дальнейшее поведение, на что у него ранее просто не было времени.

Он пытался вспомнить, как воспитывала его матушка: не ругалась, это точно; не одергивала, когда он шалил, на ночь читала сказки, подолгу гуляла с ним, удовлетворяя все вопросы его пытливого детского ума.

Серж решил, что будет вести себя также, другого примера воспитания детей у него просто не было, и он, недолго думая, решил взять пример совей матушки за эталон.

Перед глазами Сержа постоянно стоял образ кареглазой Марии, затмевающий все прелести Елены Леонидовны. Он не знал, отчего приходит в неописуемое волнение при воспоминании о ней, ведь их встреча продлилась всего лишь миг.

Мария, в свою очередь, наглядевшаяся на кучеров, истопников, кузнецов и прочую прислугу мужского пола в доме Горюновых, также думала о молодом красавце французе, будоражащем ее девичье воображение. Что и говорить, вид у Сержа был представительным, серьезным, в нем угадывался человек утонченной души и незаурядного ума. Мария, получив приличное начальное образование и некоторое светское воспитание от первой жены Виктора Петровича, могла по достоинству оценить нового гувернера. Она была достаточно проницательна, несмотря на свой возраст, восемнадцать лет, для того чтобы определить: какой именно человек стоит перед ней.