– Мы не позволим собой манипулировать. – Тот, что с платком, чуть наклонился вперёд. – Мы союзники, Лирхт. Не наёмники.

– Тогда докажите. Согласуйте удар. Или подайте заявление о нейтралитете. – Его голос не повысился, но зал будто стал уже. – Иначе вы нам не союзники. А декорации.

Молчание длилось слишком долго.

Когда Рейнильд поднялись и покинули комнату, ни один из них не обернулся. Только их запах – мёд, сосна, холодная вода – задержался в воздухе, как тень после удара.

Лирхт медленно повернулся, глядя на закрытую дверь.

– Они идут ва-банк, – проговорил он.

– Или в тупик, – буркнул один из советников.

Но Лирхт уже знал: если они выйдут из-под контроля – крови будет больше, чем на всех знамёнах вместе взятых.

Слухи распространялись быстрее официальных вестников. Уже через сутки после дипломатической встречи, в северном секторе базы Альвескардов вспыхнули три пожара. Никакой паники – только напряжённая слаженность в тушении, но дым осел в стенах, в глазах, в словах. Утром в зале совета пахло гарью и вопросами.

Лирхт стоял у карты. Метки – линии – зацепки. Он молчал, пока тактик делал выводы.

– Это не нападение. Это предупреждение. Они знают, как надавить. Не ломают стены, жгут воздух.

– Слишком чисто, чтобы быть случайностью, – заметил один из советников. – Но обвинить нельзя. Ни прямого следа.

– Рейнильд? – спросил кто-то, не глядя.

Тишина ответила первой.

Позже, в прохладном коридоре между залами, Лирхт пересёкся с Марко Райнильдом. Без охраны. Без свиты. Только лицо – постаревшее, как будто за ночь.

– Мы по-прежнему держим союз, – произнёс Марко, не приближаясь. – Но то, как ты ведёшь эту игру… ты ставишь нас на край.

– Вы сами выбрали путь между кострами, – отрезал Лирхт. – Не жалуйтесь на ожоги.

– Ты не знаешь всего, – сдержанно отозвался Марко. – Шион движется. Мы держим равновесие. Если ты дёрнешь слишком резко – вся конструкция рухнет.

Лирхт не ответил сразу. Он смотрел в лицо, но видел другое: гравюру за спиной Марко. Четыре знамени. Одно – будто уже тускнело.

– Контроль теряется по кускам, – сказал он. – Но ответ всё равно будет цельным.

Марко не стал спорить. Только кивнул, чуть слишком резко, и ушёл, не оборачиваясь.

К вечеру того же дня трое младших офицеров, связанных с домом Рейнильд, исчезли с базы. Следов не осталось. Только пустые комнаты и закрытые двери.

И впервые за долгое время в штабе прозвучало слово, которое все избегали – не как обвинение, а как предчувствие: раскол.

Комнаты резиденции Бернсайд не знали ни пыли, ни беспорядка. Даже ночь здесь ложилась на шёлковые портьеры аккуратной складкой, как прислужница с идеальной осанкой. Но сегодня тишина не была покоем. Она звенела.

Шион стояла у длинного стола, на котором были разложены дорожные пергаменты, личные письма и амулеты – её обереги на важные поездки. Её пальцы, обычно безукоризненно спокойные, дрожали над сургучом.

– Слишком долго, – произнесла она, не оборачиваясь. – Я ждала слишком долго.

Слуга за её спиной молча кивнул. Он знал: когда Шион говорила вслух, она обращалась не к нему, а к самой себе, или, быть может, к тем, кого уже нет в этом мире.

В дверях появился Марко Райнильд. Он вошёл без приглашения – старые договоры позволяли. Но лицо его было жёстким, как шаг солдата в храме.

– Ты собираешься? – спросил он.

– Я иду за ней, – спокойно ответила Шион.

– Ты уверена, что это правильно? Твои действия могут быть расценены как вмешательство. Нарушение баланса.

Шион подошла к сундуку с личными знаками, вытащила кольцо с эмблемой Бернсайд – змею, впивающуюся в собственный хвост. Она надела его без колебаний.