Да, моя вина была неоднократно доказана. Да, я убивал людей и делал это цинично и за деньги. Но клянусь дьяволом, я готов биться об заклад, что предложи любому из них те гонорары, которые получал я за свою грешную деятельность, то каждый второй (если не чаще) тотчас же согласились бы.
Ненависть, как и любовь была продажной девкой цивилизации!
Я отшвырнул газеты. Мне показалось что Филип как-то самодовольно улыбается. При этом заговорщицки подмигивая.
– Что? – не сразу понял я.
– Я решил Вас слегка подбодрить сегодня, мсье Видаль, – с этими словами мой адвокат поставил на стол блестящую фляжку.
– С этого и надо было начинать. – потирая ладони, мой алкоголический чертик, живущий внутри последние годы неимоверно возрадовался.
Наливать было не во что, поэтому мы хлебали прямо из фляги. Закусывали принесенными Филипом же карамельками. Дымили сигаретами, коих он принес целый блок (а стало быть, мне еще сидеть в камере времени вполне себе порядочно).
Расслабившись неимоверно, я спросил:
– Вы очень веселы сегодня и уверен, что не только коньяк этому причиной. Может скажете?
– Что ж, не хотел говорить раньше, хотел посмаковать. В общем, дело такое, мсье Видаль. Вчера, вернее позавчера состоялось внеочередное заседание парламента, посвященное вопросу Вашего дела.
– Я польщен неимоверно столь высоким статусом моего дела, раз ему посвящают свое время наши законодатели.
– Именно. Обсуждение длилось целый час. В итоге примерно треть депутатов высказалась за замену Вашего приговора пожизненным заключением. Вы понимаете, к чему это может привести?
– Не совсем. С чего бы проявлять в отношении меня гуманизм?
– Видите ли, – Пергон встал и прошелся по камере, смачно покуривая принесенный им же Мальборо, – через семь месяцев выборы в парламент. Сейчас в силу непопулярности социальной политики последних пары лет действующей партии власти большую силу набрал Левый фронт, и они грозятся на грядущих выборах забрать половину мест в нижней палате.
– И? – я по-прежнему не понимал, к чему он.
– Как известно из материалов Вашего дела, подробностей которого не знает, наверное, только последний бомж с кладбища Пер-Лашез, Вашими жертвами всегда становились представители буржуазии. Всякого рода финансовые воротилы, банкиры, крупные мафиози и прочие, которые, в глазах масс, не кто иные как враги трудового класса. И после невероятной газетной шумихи последних месяцев у Вас нашлись почитатели среди Левого фронта, чей председатель мадам Стефани Легранд во время последнего своего спича в парламенте заявила, что приговор в отношении Вас является в высшей степени несправедливым и требует тщательного дополнительного расследования.
– Если Вы шутите, то зря! – я был крайне взволнован сказанным и тоже заходил по камере.
Некоторое время мы молча курили, скидывая пепел прямо на пол. Далее я взял фляжку с коньяком и сделал внушительный глоток прямо из горлышка.
Подошел к адвокату, вперив в него взгляд. Я уже порядком был нетрезв и чествовал что внутри меня снова просыпается адский чертик.
– А почему бы нам не перейти на «ты»? – спросил я вкрадчивым своим голосом, тем самым, от которого женщины как правило, сходили с ума от страсти.
– Окей, – он явно малость ошалел, но надо дать должное его адвокатской выдержке, быстро взял себя в руки.
– Филип! Ты мне симпатичен. Как человек и специалист, естественно, а не как мужчина, хех.
– Взаимно, мсье… хм, Начо. Ты мне тоже. Я считаю, что преступления, которые тебе приписывают, они, мягко говоря, не так уж ужасны.
– Да ты что? Серьезно? То есть то, что я натворил в Пиренеях, это, по-твоему не так ужасно?