– Зато смотри, какая красота у нас есть, – сказал он с еще красными глазами, наливавшимися по любому поводу гневом. – Оставлю тебе в наследство, если пойдешь на завод.

Мужчина провел рукой по гладким линиям кузова, словно лаская любимого, отвечающего взаимностью человека. Работая над двигателем, он поставил несколько свежих пятен на свой рабочий комбинезон, доставшийся ему еще от дедушки, которого Платон почти не помнил. Темно-зеленая, выцветшая до оливкового цвета ткань покрывалась черными кусками засохшего масла вперемешку с грязью и потом. Стирать такую вещь обычной трубопроводной водой да еще и в городской черте было просто опасно для окружающих, а сдать в химчистку стоило слишком дорого. Поэтому отец просто носил этот комбинезон в ожидании, пока вся ткань не превратится в грубую корку канцерогенов и не рассыпется в труху при движении.

– Ну что, заведем малышку? – спросил он, заметив небольшое пятнышко на крыле и быстро вытерев его чистой махровой тканью.

– Это разве не Лизино полотенце? – удивился Платон.

– Может быть. Висело на веревке, – беззаботно ответил отец. – У нее же есть другое? А то все тряпки в этом сарае настолько грязные, что их нельзя подносить к «Шеви».

Мужчина открыл водительскую дверь автомобиля и едва не сел в него в грязном комбинезоне, дернувшись в последний момент как ошпаренный. Парень же, словно притягиваемый магнитом, уже стоял на выходе из гаража и, полностью освещаемый солнцем, смотрел в сторону накрытого брезентом двора через несколько длинных домов от них. Из-за круглой формы квартала он видел только край натянутой парусины, развевающейся в такт какой-то модной песне или просто от судорожной оргии всех присутствующих под ней. Разглядеть что-либо не представлялось возможным, зато воображение играло всеми красками, какие только знал задумавшийся парень. Отец к тому моменту уже скинул грязный комбинезон, оставшись в домашних трениках и растянутой майке, надел прозрачный целлофановый плащ, идеально закрывавший одежду от копоти лампового завода, а теперь защищавший его зеницу ока – идеально вычищенный салон автомобиля от грязи своего владельца, внешней и, хотелось надеяться, внутренней.

– Ты куда вылупился? – с издевкой спросил он сына. – Смерть свою, что ли, увидел? Рано еще. Давай, на счет три.

И он стал отсчитывать цифры, включив зажигание. Перед ним находился удобный круг управления – руль, за ним чуть ниже лобового стекла ровной линией индикаторов шла приборная панель со всей информацией об автомобиле. Под правой рукой торчал кожух коробки переключения передач, а в ногах ждали своего часа отполированные педали. Мужчина посмотрел в зеркало заднего вида, прикрепленное на уровне его глаз, и улыбнулся, как обычный, наполненный искренним счастьем человек. Каким бы гадким мужиком он ни был, эмоции не обошли стороной и его. Разве что они были слабыми и приглушенными пустотой его сердца. При первом повороте ключа лампочки расположенной перед ним приборной панели зажглись, стрелки аналоговых приборов ожили, плавая в ритме сердцебиения сотворенного из железяк организма. Затем он наклонил ключ под еще бо́льшим углом, и гараж наполнил пугающий скрежет стартера. Платон аж дернулся от испуга, но сразу же проникся чарующей красотой рычания заведенного двигателя. То была музыка без нот и мотива, но мощная и подкупающая своей простотой. Гимн человечеству, написанный в благодарность созданными им механизмами, символами развития и прогресса.

– Ты слышишь это? – восторгался отец, не в силах прятать эмоции. – Она работает! Ты только послушай, как ровно.