Глядя на полу эфемерную панораму, Андрей вдруг осознал, что в его голове снова, независимо от сознания экспромтом складываются строки – вроде бы и о том, что видит, а вроде бы и о другом.

Не успел он произнести стихотворение, толи им придуманное, толи кем-то продиктованное в его сознании, как вагонетка резко пошла вниз и нырнула вглубь поверхности, на которой словно бы отражался город. В этот момент вагонетка с монорельсом исчезла, и Андрей понял, что падает уже по другую сторону отражения, где-то в районе горбатого мостика на канале Грибоедова. Наверное на мгновение Андрей потерял сознание, и последнее, что он услышал – но уже не в сознании, а кем-то произнесенное вслух:

Смотри, милый, звезда упала.

«Погасла Мария» – почему-то именно эти Блоковские строчки звучали в голове Андрея, когда он снова начал приходить в сознание.

«Откуда это, – подумал наш герой, – ах да, они, наверное, со звездой связаны: звезда – Петербург – белая ночь – прекрасная незнакомка – вот и получился Блок. Кстати, а причем здесь прекрасная незнакомка? Ах да, я же ее голос перед тем, как сюда свалился, слышал. Кого-то мне этот голос напомнил… ладно, сейчас открою глаза и окажусь в тайге… и ребята рядом… наелся уже всякой астральщиной!

Он открыл глаза – увы, никакой тайги! Судя по всему, астральное путешествие только набирало обороты. Хоть он и не помнил, как приземлился, и естественно не почувствовал удара, потеряв сознание в момент заныра в отражение, тем не менее поза его мало напоминала последствие падения. Оказалось, что он преспокойненько сидит на гранитных ступеньках недалеко от причудливого мостика, и мутные воды канала Грибоедова почти касаются его ног. Это место он хорошо знал: в двадцати минутах ходьбы от этого места Андрей когда-то жил, прежде чем переехал в Москву, и это место, поблизости от магазина «Океан», на углу Площади мира – бывшей Сенной, он частенько проходил во время своих одиноких прогулок вдоль каналов Ленинграда. А впрочем в том, что он оказался здесь, не было ничего удивительного (по крайней мере по сравнению со всем остальным, что здесь происходило), ведь он недавно проезжал на вагонетке именно над одним из своих маршрутов по Крюкову каналу, и если и сделал пару виражей, то очень незначительных.

Андрей огляделся. Все было и знакомо и незнакомо одновременно, как и во время его поездки над отражением города – по крайней мере на первый взгляд. Ближайшие здания за его спиной имели тот же вид, что и с высоты, они были призрачно белесые, словно вылепленные из тумана, и у Андрея держалось навязчивое ощущение, что это только какие-то макеты, прообразы домов. Вскоре он заметил еще одну странность: при пристальном взгляде внешний облик зданий некоторым образом менялся, правда мало заметно – то появлялся, то исчезал какой-то портик, то менялась конфигурация мансарды – и вообще, архитектурные детали казались очень текучими, как очевидно и положено зданию, слепленному из тумана. Кстати, туман, но не густой полностью окутывал город, и эту деталь Андрей почему-то не мог припомнить, проплывая сверху. Как мы сказали, этот внешний туман был легеньким и оставлял видимость примерно метров сто. Держалось ощущение очень раннего утра, по сути дела еще ночи – в районе трех часов, поэтому наличие тумана казалось вполне закономерным. И еще на что обратил внимание Андрей. И часть мостика, и набережная примерно в радиусе двадцати метров от него, выглядели вполне материально устойчиво и не казались вылепленными из тумана. Дальше контуры расплывались, становились зыбкими, призрачными и словно бы не устойчивыми в деталях. Его словно бы окружал ореол земной Петербургской материальности, за границей которой наступала постепенная «эфемеризация мира».