Сколько можно? Конец бегству, конец уловкам.

Лука остановился у дальней стены амбара, где через крышу пробивались яркие, теплые солнечные лучи. Он обратил лицо к свету, дожидаясь, пока вся троица, включая Лангена, предстанет перед ним, оголив оружие. В этот миг Луке подумалось, что, возможно, сегодня он видел свой последний рассвет.

– Набегался, паскуда? – А вот и Ланген в компании своих подопечных. Все запыхавшиеся, с красными лицами и кривыми ухмылками. – Я долго этого ждал.

– Не поверишь, старейшина, но я очень рад, что все так сложилось, – ответил Лука с необычайным спокойствием. Рука его медленно легла на рукоять кинжала, прикрепленного к поясу.

– Неужели готов умереть?

– Нет, Ланген. Я чрезмерно рад, что сбежал из вонючей амверстагской дыры. Рад, что успел увидеть другую часть Стармора, где люди не живут, как забившиеся в нору крысы. И я уверен, что меня ждет еще много приключений.

– Рот свой закрой и сдохни, – осклабился Ланген, и на его изборожденное глубокими морщинами лицо упали лохматые седые патлы.

– Я не могу себе этого позволить.

Быстрее, чем это было возможно, безукоризненно гладкое острие вонзилось в заросшее щетиной горло ближайшего наемника. Тот даже вскрикнуть не успел. Только забулькал.

До сего момента Лука еще лелеял надежду, что покинет Тортейм тихо и без особых трудностей, но, как обычно с его надеждами, эта засохла и плода не принесла.

Вновь высверк обнаженной стали, шелестящий хрип. Клекот последнего, сиплого вздоха. Второй наемник пал ниц, не сумев уклониться от разящего и точного удара Луки.

– Сражайся или умри! – Северянин ожег взглядом обескураженного Лангена. – Один на один! Давай закончим с этим!

Что-то не дало Луке покончить с ним так же быстро, как было с его неумелыми бойцами. Боги, где он их набрал? Так же ходил по тавернам и корчмам, обещая деревенским простакам несметные богатства за голову Луки на блюдечке? Они вообще хоть раз участвовали в настоящих боях? Умели обращаться с оружием? Скольких людей Ланген приговорил к смерти в погоне за своей местью?

Они закружили по амбару, словно в танце, выставив перед собой ножи, которыми то и дело пыряли воздух, будто проверяя, с какой стороны сподручнее бить. У Луки не было сомнений насчет отца Кейпы: он был смелым и опытным воином, который однажды разорвал волчью пасть голыми руками. Но хватит ли у него сил в его-то преклонные года выдержать этот бой? И хватит ли Луке смелости и воли убить человека, что когда-то заменил ему отца?

«Танец» тянулся мучительно долго. Ланген не подпускал противника к себе, но и в нападение не рвался. И тут Лука осознал почему – тот его изводит. Озарение пришло к нему со вспышкой солнечного света, отразившегося от вспыхнувшего лезвия старейшины. Нож сверкнул перед глазами Луки, оцарапав переносицу.

Охнув, северянин сам перешел в наступление. Поймал нож Лангена, отведя его в сторону – лезвия поскребли друг о друга, – а затем врезался в старика плечом и повалил вместе с собой на землю.

Они рычали и отплевывались друг другу в лицо, так близко, что Лука разглядел красные жилки в белках выпученных от ярости глаз; они хрипели, надрывали до дрожи все мускулы. Снова заскрежетали лезвия. Каким-то образом Лангену удалось оставить порез на щеке противника, но тут все закончилось: кинжал Луки вошел старейшине в живот по самую рукоять.

На миг северянин даже не поверил, что у него получилось. Он испуганно отпрянул от Лангена, пополз назад, но картина, возникшая перед глазами, не исчезала. Он пырнул отца Кейпы ножом. В самые кишки. Или в желудок. От таких ран люди не выживают. На белой рубахе старика медленно очерчивалось кроваво-красное пятно и с каждой секундой становилось все больше.