Элли долго ворочалась в своей нижней кровати. Потом залезла наверх, зарылась лицом в подушку, где был такой родной запах, и заплакала. Уснула в слезах, сжимая в ладони белое пёрышко.

* * *

Мике долго не спалось. Он прокручивал события дня, и мысли его останавливались на том моменте, когда он увидел Элли во дворе дома с незнакомцем. После этого мозг начинал показывать варианты развития событий, которые приводили Мику в ужас. Представлялось, что Элли связана по рукам и ногам, с кляпом во рту, в какой-то тёмной комнате, или будто она висит на цепях вся в крови, или вдруг лежит в полиэтиленовом чёрном мешке в яме, бьётся и не может выбраться…

Мика вскрикивал и мотал головой, чтобы отогнать жуткие видения, а доброе сознание подкидывало ещё и ещё. Он стонал и сжимался в калачик. Голова раскалывалась. Мальчишка-сосед не выдержал и побежал к медсестре. Мике вкололи успокоительное, и тяжёлый тёмный сон навалился на него, выключая страшные картинки.

* * *

На следующий день мама взяла отгул, забрала Элли после уроков из школы, и они отправились к Мике.

– Долго идти? – спросила Элли.

– На Дунькин пуп, – ответила мама, – не больше получаса. Нам с тобой нужно поговорить про вчерашнее.

Рука Элли дёрнулась в маминой руке.

– Элли, пожалуйста, прошу тебя не разговаривать с незнакомыми людьми и не ходить с ними никуда, – мама прижала дочь к себе.

Плечи Элли затряслись.

– Девочка моя, всё хорошо, всё обошлось, – мама гладила Элли по волосам, и та рыдала, всхлипывая и бормоча:

– Я не разговаривала с ним, он сам! Сам! Хотела уйти, шла от него. А он за мной.

– Всё хорошо, малыш, давай вытрем слёзы, – мама присела рядом, достала платок, – вот, высморкайся, и порядок. Молодец. Пойдём к Мике.

– А нас к нему пустят? А он один лежит в большой палате или с кем-нибудь подружился? А что за Дунькин пуп? – затараторила Элли, словно и не рыдала только что.

– Тебе на какой вопрос отвечать? – улыбнулась мама. – Прямо растерялась я.

– На все!

– Конечно, пустят, только ненадолго. Он лежит с другими детьми в палате, их там шесть человек. Не знаю насчёт «подружился», сама спросишь. Дунькин пуп – так холм называется, больница там находится.

– Ничего себе холм! Целый пуп какой-то Дуньки! – развеселилась Элли.

– Да, говорят, жила там одна великанша Дуня триста лет назад, – с серьёзным видом сообщила мама, – была такая толстая и большая, а спала прямо под открытым небом. Когда шёл дождь, в её пуп наливался целый пруд.

– Ничего себе пуп! – восхитилась Элли. – И что с ней стало, с этой Дуней?

– Посватался к ней один симпатичный великан, а она, нет, чтоб сразу согласиться, послала его за неведомо чем, неведомо куда, – ответила мама.

– Это зачем и куда? – удивилась Элли.

– Хотелось Дуне кольцо, в котором волшебная сила закована, чтобы всеми ветрами повелевать. Настоящая девочка, сама не знала, чего пожелала, – усмехнулась мама, – где ж взять то, чего не существует? Ушёл великан на поиски и не вернулся, пропал. Может, до сих пор кольцо это ищет. А Дуня так загрустила, что от грусти-тоски взяла да и окаменела.

– На том месте, где Мика лежит? – охнула Элли. – Ну в смысле, где больница стоит?

– Ага, вот он, Дунькин пуп, пришли, смотри, – мама показала на холм, – по лестнице подняться, и мы на месте.

Элли разочарованно вздохнула. Она ожидала увидеть большую каменную женщину, а это был просто небольшой холм с редкой жухлой травой. Наверху ютилось трёхэтажное здание.

– Скорее к Мике! – воскликнула Элли и запрыгала вверх по ступенькам, напевая:

         Громко пробьет двенадцать,
         Триста шагов
         Будем мы подниматься