Хотя мои мозги, как я уже сказал, успели затянуться ряской и тиной, но когда-то я был лучшим студентом на курсе, и такое дело, как сопротивление материалов, не очень-то мне и сопротивлялось, а физика и математика, извините за выражение, ложились под меня сами. Я налег на гемару, я грыз ее, как сопромат, и, хотя не дорос до уровня обычного студента ешивы, среди возвращенцев стал настоящей звездой. И тогда рав перевел меня в общий зал, где учили Талмуд по-настоящему. И тут я уперся в неодолимую стену. А еще через какое-то время мне перестали нравиться все эти логические задачи про быков, упавших в яму, вырытую на дороге, про быка, лягнувшего стельную корову, отчего та родила мертвого теленка, и про виды ущерба, которые хозяин быка возмещает хозяину коровы, и про ущербы, возникшие из-за вырытой на дороге ямы. Ну где, скажите, в современной жизни все эти ямы, коровы и быки?

Он помолчал, все так же не глядя на меня, Шмулик ушел в угол комнаты, вытащил из-за шкафа лист плотной бумаги, натянутый на подрамник, и гуашь, и теперь увлеченно рисовал что-то, быть может, подражая мистическим картинам своего отца. Жесткая кисточка, шурша, гуляла по бумаге, как метла по асфальту.

– Это потом я встретил каббалистов, и они мне объяснили, что яма – это сосуд. А бык, который падает в яму – это свет, попадающий в сосуд. Вам, наверное, это не понятно.

– Отчего же. Сосудом каббала называет желание, а светом – наполнение желания. А еще сосуд – это получение, а свет – отдача. Весь мир – комбинация отдач и получений, единиц и нолей. Только раньше у людей был мир, полный звуков и запахов, движения и страстей. Мир, где злыдни рыли ямы на дорогах, и быки падали туда, и люди спорили, сколько денег нужно заплатить хозяину коровы, потерявшей теленка. А теперь мир – как электрическая схема, и эти ваши каббалисты стоят и рассуждают, куда проходит свет, по каким проводам, или переводят всю живую Вселенную на язык единиц и нулей. Наверное, вам как инженеру это по душе, а мне нет. Вы, наверное, любуетесь дождем из падающих единиц и нулей, подобно герою фильма «Матрица», за лавиной цифр видящего женщину в красном платье.

– Да, я забыл, что вы жена каббалиста. Вот и моя говорит то же самое. Я не собираюсь спорить с вами, хотя бы потому, что женщины всегда побеждают в спорах, а если проигрывают, то извлекают из проигрыша пользу для себя. Не говори много с женой… Однажды рав Цфасман вызвал меня и объявил, что отныне я буду заниматься с индивидуальным учителем. Этот учитель – совершенно особенный. Никто не объясняет запутанные казусы Талмуда так, как он. Учиться у него – большая честь. Он расставит по ранжиру всех быков и коров, и я, с Божьей помощью, совершу прыжок к новому пониманию.

Рав Цфасман проводил меня до двери комнаты на третьем этаже, который у нас считался нежилым. «Входите, вас ждут», – сказал раввин. Я толкнул дверь. Вошел, огляделся. Комната была совершенно пуста, только стул и стендер, куда можно положить книгу, если учишься или молишься стоя. Я вышел в коридор, но раввин уже ушел, и мне ничего не оставалось, как снова войти в комнату.

– Подойдите к стене, не бойтесь, – раздался глуховатый голос. Только тут я сообразил, что у комнаты не было одной стены, ее заменяла гипсовая перегородка, не доходившая до потолка. Голос раздавался из-за перегородки.

Я подошел, представился. Голос не назвался по имени, он сразу стал учить меня – глуховатый, низкий, как мне показалось, мужской. Он объяснял все с отчетливой ясностью, словно развинчивая запутанный казус Талмуда, как часовщик разбирает часы, а потом собирал механизм снова – и тот работал, отсчитывая время.