Ближе к вечеру меня отпустило. Шрам не спешил раскрывать всем мою вину, да и в целом у вожака нашлись иные дела. Остальным волкам до меня и раньше не было особо дела – для большинства я по-прежнему оставалась бесполезной нахлебницей. И толку, что двуликая.

Щенков устраивало на меня охотиться, а волчицам наблюдать за этим со стороны.

А мне просто нравилось играть с волчатами… Чувство было странным, но однозначно приятным. Не помню, когда я в последний раз так же беззаботно с кем-то играла. Разве что с Астер, в далёком детстве?.. Не уверена.

Когда Шрам вечером вышел в центр нашей временной стоянки, сердце предательски ёкнуло. Да и нашкодивший щенок виновато прижал уши, предчувствуя надвигающуюся бурю.

Впрочем, короткого взгляда по сторонам, на подобравшихся, внимательных волков, хватило чтобы понять, что напряжение почувствовали все.

– Сказать. Важно.

Даже птицы как будто замолчали, обратившись в слух. Я задержала дыхание, чувствуя, что сейчас решится моя судьба и боясь пропустить эти слова.

– На нашу территорию зашли чужаки. Мой старший сын, – волчонку достался строгий взгляд, от которого тот прижал уши ещё сильнее. – Наткнулся на них. Его бы хорошо потрепали. Мия его спасла. Я признаю её семья. Теперь она наш щенок. Слово!

Я закашлялась, осознав, что не дышала всё это время. И все взгляды обратились на меня. Внимательные, изучающие, недоверчивые… Но враждебных и равнодушных стало меньше.

Вторым осознанием было, что речь волков стала мне понятнее. Уже не рвано-рубленные фразы по слову, а почти настоящая речь.

И лишь третьим… Семья. Он назвал меня семьёй. Не обвинил! А признал заслуги… Которых не было, но… Семья!

– Мия хороший волк, – Быстрая одобрительно кивнула мне.

А я вильнула хвостом, не зная, как ещё выразить свою радость и признательность.

Пусть звериная, пусть волчья… Но у меня наконец есть настоящая семья.

– Ваше Высочество, вам помочь совершить омовение?

– Не стоит, Малика. Иди. Я справлюсь сама.

Улыбка получилась высокомерной, но служанка покорно поклонилась и покинула покои, осторожно прикрыв дверь. Успела уже выяснить, что за последний месяц у госпожи ужасно испортился характер.

Астерия стянула с волос ленту и шумно выдохнула, останавливаясь у окна.

Долгое время девочка считала, что вернуться в замок для неё самое желанное на свете. Что избавившись от золочёной клетки, она сможет жить в своё удовольствие. Гулять где захочет, когда захочет. Меньше скучных учебников. Меньше занудных преподавателей. И никаких больше корпений над дурацкими сорняками, по недоразумению называемыми лекарственными, лишь бы подольше побыть вне постылых стен.

Реальность оказалась суровее.

Уроков стало больше вдвое, а всевозможных правил и ограничений свалилось уйма. Подъем самым ранним утром, каждый день в одно и тоже время, независимо ни от погоды за окном, ни от времени года, ни от дня недели. Завтрак – в конкретное время, да к тому же в одиночестве… Так же как и в башне!

На попытку возмутиться подобным пренебрежением, личная служанка взглянула с удивлением и испугом. «Но ведь так было всегда».

Эта фраза стала первой подобной, но не единственной, и далеко не последней. Она звучала практически… Всегда?

Пойти гулять когда захотелось? «Вы так никогда не делали». Опоздать на урок? «Что на вас нашло. Ваше Высочество?» Отказаться от надоевшей на завтрак каши? «Ваше Высочество, вы не заболели?»

Почти месяц понадобился Астерии, чтобы окончательно понять простой факт – это не над ней так издевались. И что Мия, живя во дворце, была ограничена в десятки раз сильнее, чем сестра. И ни о каких развлечениях и речи не было… За весь месяц жизни в «своей» шкуре, Астер не увидела, не услышала ничего, чему стоило бы завидовать.