, с работающим мотором, с водителем которой, оживленно болтала толстая бабка в овчинном полушубке с высоким поднятым воротником. – Ты куда раздетый бежишь? – сходу начала нести службу бабка, повернув в сторону Васи широкое, красное лицо, закутанное в оренбургский пуховый платок. Действительно ветерок на улице был мало того, что приличный, так еще и с песком! Он больно сек тонкую кожу лица, и моментально охладив тоненькое тело Васи. – В машину! – буркнул Вася, вскакивая на широкую подножку, и двумя руками дергая за ледяную ручку двери. – На, малец, хоть шаль возьми! – предложила бабка, сдергивая с себя пуховую шаль. – Не надо бабушка! Никто мальца везти не собирается! Мы его в вашей больничке оставим! – попробовал отказаться водитель, зло посмотрев на Васю. Женщина все равно накинула платок на Васю, на что тот только благодарно кивнул. От ледяного холода, который вместе с сильным ветром, в секунду выдул все тепло, говорить не было сил.

Сам водила был в теплом овчинном полушубке, с двумя треугольниками[58] на рукаве и самодовольно улыбался, презрительно оттопырив нижнюю губу. Секунду спустя улыбку с лица надменного водителя, как тряпкой стерло. Он подхватился и пулей выскочил из автомобиля, став шустрым, как электровеник.

Водитель моментально открыл дверцу, но рукой преградил путь, и не думая пускать раздетого маленького мальчика внутрь. Секунду спустя, аккуратно прикрыл дверь автомобиля, окончательно отрезав путь к теплу, издевательски улыбнувшись, опустив прилично вниз правую губу.

Неторопливо подойдя к автомобилю, требовательно спросил, скривив рот на правую сторону:

– Куда лезешь, пацан?

«Старый парез[59] лицевого нерва. С помощью шиацу можно попробовать полечить! Но стоит ли рисоваться со своими лечебными способностями?» – сам себя спросил Вася. И не смог сразу дать однозначного ответа.

Изнутри постучали.

Водитель моментально открыл дверь, и ни слова не говоря, Вася, звонко стуча зубами, юркнул внутрь.

– Выпей горячего чая и рассказывай, что ты хочешь построить? – предложил худенький военный, с лысой, как полено, головой, откручивая колпачок с большого двухлитрового металлического термоса.

– Сей-час рас – ска – жу! – по слогам ответил Вася, все тело которого била сильная дрожь.

– Нам строителям, без горячего чая нельзя! – пояснил Лысый, наливая черный, как деготь чай в металлическую крышку, и вынимая из левого кармана пиалу.

Обхватив обоими руками металлическую крышку – стакан, Вася, у которого громко стучали зубы, наклонился вперед, ловя каждую частичку тепла, выходящую из стакана.

– Сержант! Прибавьте отопление! Мальчик сильно замерз! – откинувшись на спинку сиденья, приказал Лысый.

– Зачем? И так жара, как в Африке стоит! – лениво ответил сержант, не поворачивая головы, и не двигаясь.

– Два наряда вне очереди за пререкания со старшими по званию!

– Не имеете прав! Я вама не подчиняюся! Сержанта ГэБэ не моги наказать! – громко завопил сержант, сильно тряся головой.

– Пять суток ареста! За пререкания со старшими и невыполнение приказа! – теперь уже рявкнул Лысый, поворачиваясь к Васе, который только сейчас ухитрился сделать первый глоток.

Подняв глаза, в зеркале заднего вида, Вася увидел страшную рожу сержанта, совсем перекошенную на правую сторону.

Из правого угла рта сержанта, текла белая слюна.

– Похоже, у сержанта приступ эпилепсии! – заявил Лысый, оттаскивая тело водителя на пассажирское сидение.

Скользнув на водительское место, Лысый осмотрелся.

И только положил руки на баранку, как зазуммерил телефон.

Лысый, показывая, что ему многое в машине известно, открыл бардачок, и вынул из него большую телефонную трубку.