Посетовав еще немного, она, тем не менее, велела не заставлять старшую сестру ждать: «Поторопись, сестра Шарлотта, ты у нее не одна. Но раз зовет, значит, есть нужда. Надо идти». Старшая сестра долго ходила вокруг Лотты, что-то разглядывая и чуть ли не вынюхивая. Попыталась разговорить, но наткнулась только на вежливые отговорки. Мол, спасибо, всем довольна, все прекрасно, чего и вам желаю.

Отчаявшись добиться чего-то толкового от новицы, старшая сестра выдала сестре Марте остро пахнущий бальдрианом и мятой мешочек с травами с указанием заваривать каждый вечер  и маленький мешочек с цветами лаванды с указанием положить под подушку. А Лотте велела каждое утро приходить на скотный двор к дойке коз. Она распорядится, чтобы ей там выдавали кружку молока. «Только не запаздывай!» - напомнила она. – «Молоко надо пить парным». Проводив Лотту взглядом, нонна-целительница покачала головой и, сменив символ своего статуса - белый фартук с нагрудником - на чистый, пошла искать монсеньера аббата.

Выслушав старшую целительницу аббат Пиус нахмурился.
- Вы уверены, сестра Геновефа, что это не повредит?
- Нет, - со спокойным достоинством отвечала нонна. Она уже успела убедиться, что к целителям в обители было особое отношение. Почему-то этот дар проявлялся куда реже стихийного. Если, конечно, говорить действительно о магах-целителях, а не о сельских травницах, которых тоже частенько обвиняли в ведовстве.
- Не уверены, но все равно советуете?
- Монсеньер, - старшая сестра Геновефа нахмурилась в ответ, неосознанно повторяя выражение лица храмовника, - я не знаю, что вы там с сестрой Герлиндой надумали. Но девочка – словно натянутая струна. Одно неловкое движение, и вместо музыки вы получите только жалобный звон. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать?
- Думаю, что понимаю, - аббат Пиус задумчиво почесал подбородок. – Надо же, а мне она казалась такой покладистой, спокойной… Почти равнодушной. А не получится ли так, что тот же самый звон мы получим потом? Например, когда придет время ей уезжать в столицу.

В ответ сестра Геновефа только пожала плечами. Дескать, ее дело – предупредить. А уж там – как решит монсеньер. Монсеньер решил, что к словам старшей целительницы стоит прислушаться. В конце концов, глупо обращаться к медикусу, если не собираешься выполнять его предписаний.

***
               В один из теплых сентябрьских дней Лотта, как обычно, работала под началом сестры Каталины, когда за ней прислали. Наспех снимая перчатки и снимая серый фартук, защищавший от грязи такое же серое платье, она думала, что ее сейчас снова отведут к аббату. Даже несколько раз повторила в уме вопросы, без ответов на которые картина еще будущей жизни не складывалась никак.

 Но вместо этого ее проводили в маленький домик, приютившийся у ворот обители. Как раз с той стороны крыла, где спасались от мира и от позора «бедные овечки», как шутя называли сестры своих подопечных в разговорах между собой. За прошедшие месяцы с насельницами этого крыла Лотта сталкивалась всего дважды. Первый раз, когда одна из девочек оказалась искусной вышивальщицей. Мастерская была одна, поэтому девушку посадили рядом с остальными мастерицами, строго наказав тем не смущать новенькую лишними расспросами.

Второй раз случился, когда одна из укрывающихся в обители девушек заказала богатое приданое для своего младенца. Лотта как раз была на месте, когда заказчица принимала работу, придирчиво разглядывая каждый шов. Больше Лотта ее не видела, но слышала, как шептались целительницы. Из обители мать и дитя уезжали порознь. Она – в роскошной карете в сопровождении служанок, младенец – в добротной повозке зажиточного горожанина.