⠀

Казарменная жизнь после зачисления, как курортный роман, – коротка, зато есть, что вспомнить.

Жилось вполне комфортно, неудобство доставляли две вещи – длинный Море и сапоги на полу.

Первые мозоли пузырями – первые звоночки.

Советский Союз, как известно, был большим и многонациональным государством. Потому и армия у нас была такая же. Взвод, в котором мне довелось учиться, сложно назвать многонациональным: из тридцати человек у нас было всего два азербайджанца, два белоруса и два татарина, остальные русские. Наш взвод входил в 13-ю роту, которой командовал капитан Щербинин. Сейчас я в своем рейтинге отношу его к самым любимым командирам. Правда, на тот момент я рассуждал иначе. В один из первых дней учебы он меня вызвал к себе в канцелярию и поставил «очень творческую» задачу:

– У тебя с русским хорошо? – спросил он.

Я честно ответил:

– Хорошо, четверка по сочинению.

– О-от, – говорит он, – потому я тебя и вызвал. Слушай задачу. В нашей роте есть два азербайджанца, оба в твоем взводе. Ясно, что с языком у них х… во, значит, и учиться они будут также х… во. Понимаешь, к чему я клоню?

– Понимаю. Надо учить?

– Да, но деликатно. Люди они горные, горячие. Чуть что – и за штык-нож могут схватиться. Не дай бог про маму в их присутствии кто-то выразится, тут ваще война. Понимаешь?

– Понимаю, – говорю, – буду сглаживать эти противоречия.

– О-от, правильно, сглаживать, поправлять, разъяснять – короче, чтоб они у меня были не хуже русских придурков.

Вышел я от командира. Ну, думаю, не хуже, чем я, так не хуже. Специфика в отношениях действительно была. Во-первых, все нацкадры всегда кучкуются. Во-вторых, уровень знаний в начале учебы был сравнительно слабый. Конечно, опасения командира понятны, и надо отдать должное его прозорливости и опыту.

Я уже говорил, что у этих парней не было проблем с поступлением в училище. Оба наших «горняка» учились в военной школе в Баку. Там же сдавали экзамены. И, соответственно, поступили. Как принимались экзамены в союзной на тот момент республике и уж тем более как происходил выбор самого училища, мне неизвестно. Известно только, что эти ребята с трудом представляли даже то, чему учат на тех или иных уроках. Базисное знание для них после поступления – это факт, что их ждут и что их поддержат, что им рады и всегда понятно, к кому подойти в случае необходимости. Клановая поддержка была им обеспечена всегда. У Ильфа и Петрова в «Одноэтажной Америке» был описан эдакий социально значимый протекционизм в среде американцев. Такой подход, при котором никто даже не подумает начать новое дело или совершить дальнюю поездку, не заручившись рекомендацией в виде письма или телефонного звонка. Рекомендательное письмо в подобном социуме открывает нужные двери. Однако когда ты в эти двери уже вошел, нужно справляться самому. Протекция не отменяет обязанностей и не подменяет отношений в коллективе, в котором приходилось жить, служить, делить… и делиться.

«Клиенты» мои оказались классными ребятами. Но общение с ними требовало определенных усилий. Естественно, что оба абсолютно разные. Первый – Раджаб Даджиев. Типичный кавказец. И брови, и прическа, и улыбка, даже фигура какая-то мужская, а не юношеская, с животиком («балконом»). Усы опять же. Короче, мечта портретистки. Второй – Вугар, его все называли Гарик. Худой, без «балкона», рыжий, щуплый, шустрый молодец. Что характерно, у него был родной старший брат, который закончил это же училище, причем очень успешно, и на момент поступления Гарика был уже подполковником. Ну да ладно. Оба они были шустрые, но шустрили эти парни как-то неспешно и в основном в направлении материальных благ. Даже будучи курсантами, они вечно что-то доставали, покупали, продавали, меняли – в общем, решали вопросы. Речь у них была интересная, искажались почему-то все слова, даже предлоги. Какие-то буквы упорно заменялись на другие, например, я просил: