Меня будто водой окатили. Это шутка какая-то? Что за совпадение? Ведь только обсуждали. Но ответ я знаю чётко, никакой элиты, мы едем в Слоним. Вместе. Я не выдерживаю его взгляд, смотрю на вентилятор, потом в окно за его спиной и, стушевавшись, отвечаю:

– Да я с друзьями в одну часть… Вместе едем… В Слоним…

– У тебя будет много новых друзей, не переживай, – он откидывается на стуле и продолжает сверлить меня взглядом, – ну так что, решай, у нас лучше, чем в Слониме.

– Да нет, я, наверное, откажусь, мы с друзьями…

  Белецкий подходит ко мне вплотную и мягко подталкивает к выходу.

– Мы на минутку выйдем, – поворачивается он к человеку за столом, и тот понимающе кивает. Мы выходим на улицу.

– Ты кем работаешь? – резко и нетерпеливо спрашивает военком.

– Преподавателем в колледже.

– После службы планируешь продолжать?

– Да… как-то не планировал возвращаться.

– Так что ты выëбываешься? Я тебе билет в жизнь даю, ты после внутренних войск куда угодно устроишься. Иди и говори, что согласен!

  Я на ватных ногах возвращаюсь в кабинет. Там ровным счётом ничего не изменилось. Человек в камуфляже также сидит за столом и смотрит мне в глаза, его помощник листает какую-то папку у окна. На какое-то мгновение гул старенького вентилятора заполняет собой всё пространство и всё моё сознание. В висках стучит. Состояние цейтнота перемещает гул из головы в горло и тугим комком начинает проваливаться дальше в желудок и в кишки, скручивая их в жгут и заворачивая в морской узел. Здесь и сейчас нужно решать.

– Хорошо, я согласен, – выпаливаю я и ощущаю, что почва уходит из-под ног. Во рту резко пересыхает и появляется ощущение чудовищной ошибки. Но жребий уже брошен.

– Поздравляю с правильным выбором, – человек встаёт из-за стола и протягивает мне руку, – послужим. Пожимаю протянутую ладонь и ощущаю, что моя рука влажная от пота, становится неловко.

– Иди пока к друзьям, – уже куда более мягко говорит Белецкий, – тебя вызовут.

  Едва не волоча ноги по земле иду к пацанам. В голове каша. Я только что получил свою судьбу в руки и сделал выбор. Выбор – всегда ответственность. Почему сейчас так тошно? Проще быть щепкой в водовороте? Проще переложить все последствия но кого-то другого? А что, если я ошибся? Как всë обернётся? Покажет только время. Но время сейчас неумолимо замедляется, останавливается и я, кажется, навечно застываю в этом моменте. В голове глухим набатом ударяет чугуном пудовый колокол, и в такт колыхающейся перед глазами картинке звучит откуда-то из глубины черепной коробки песня «Whom the bell tolls» группы Metallica. Наконец добираюсь до лавки.

– Ну, что, – спрашивает Виталëк, – Наконечного видел?

– Не поверите, – мрачно улыбаюсь я, – предложили в элите послужить, как Бамбавэячуне.

  Повисает пауза.

– И-и-и, – вопросительно протягивает Виталëк.

– Я согласился, – выдыхаю я.

– Ну ты и козёл! – громко кричит Сидоркин с нотками истеричного смеха.

– Так а что, Санёк, – заступается за меня Виталëк, – тебе предложили бы, так и ты бы согласился. И к дому ближе, и войска получше.

  С минуту молчим.

– Будешь в красном берете ходить, парады разгонять, – говорит Виталëк.

– Да я уже сам не рад, что согласился…

  Громкоговоритель на столбе по очереди выплёвывает с десяток фамилий, и мою в том числе. Все названные встают с лавок и выходят из-под тени навесов под палящее солнце. Виталëк с Саньком встают вместе со мной. Мы пожимаем друг другу руки, хлопаем по плечам.

– Давай, Витëк, удачи, – говорит Санёк.

– Вам тоже, пацаны, давайте, – грустно прощаюсь я и иду к остальным.

  Во двор заезжает КамАЗ с тентом. В небольшом дворе военкомата он похож на кита, выбросившегося на берег. Шипя пневматикой тормозов он разворачивается и сдаёт задом к нашим лавкам. В кузове сидят двое военных в оливковых беретах.