Безмерно измучившись, Сергей, однажды, все же запретил себе ее постоянно ждать, попытался о ней больше не думать, и, совершив усилие над своей уставшей душой, начал безудержно встречаться по вечерам и ночам с разными, в сущности, всегда совершенно случайными для него, женщинами. Но, выходя по утрам из дома, и, особенно, возвращаясь вечерами к себе, один ли, с кем-то, он, словно вор или в чем-то провинившийся подросток, опасающийся быть пойманным и уличенным, наказанным, каждый раз исподволь озирался, оглядываясь на околдовавшее его навсегда место. И ему, отчего-то, беспрестанно виделось там, в неясном свете рассвета или в полумраке наступающих сумерек, прямо напротив гигантского пролета каменной Арки, ее высокая стройная фигурка, обтянутая узкими джинсами, с длинными темными развевающимися волосами поверх одетой строгой и белоснежной английской блузки с небрежно и безмятежно закатанными до локтя рукавами. Так, эта гибкая фигура будет видеться ему весной и летом, осенью и в морозную зимнюю пургу, будет видеться ему постоянно. И он настойчиво, с охватившей его мучительной страстью мазохиста, будет вспоминать ее замечательное, хотя и злое тогда лицо, лицо с удивленными глазами то ли большой фарфоровой куклы, то ли загадочной мифической Сирены, приворожившей его, видимо, навсегда. Он будет в не уходящих думах своих тянуться рукой к этому лицу, и, о, Боже, сколь часто будет ему казаться, что его пальцы вновь обретают возможность взволнованно и трепетно скользить по волшебному овалу, касаться нежной, шелковистой и совсем еще юной кожи.

И как-то раз, лет девять спустя, бесконечно устав от этих, не покидающих его, бесконечно преследующих не первый год мыслей, Сергей остановится одним холодным осенним днем на том самом месте у Арки Новой Голландии, где с ней встретился, однажды. Последние листья стремительно облетали с почти оголившихся деревьев, непослушным вьюном ложились на остывающую землю, опадали на темную воду реки, крутились назойливо у его ног, никак не желающих отсюда уходить. Он понимал, что вскоре наступит очередная длительная и тоскливая зима, то единственное время года, когда он чаще всего окончательно терял надежду на встречу с ней в этом месте. Полностью выдохнувшись, словно после длительного бега, он тяжело закроет глаза, чтобы ничего не видеть кругом, в этой страшной пустоте, обступившей его, и ему почудится, что она, так давно его покинувшая, вновь рядом, и смотрит на него из осеннего желтого листопада своими огромными незабываемыми глазами. И тут он увидит, неожиданно, внутренним своим зрением совсем другую картину, верно, абсолютно верно бывшую с ним. Когда-то. Когда?

Сергей увидит маленькую девочку на том месте, где сейчас стоит, малышку с молодой матерью, девочку, неотрывно и восторженно смотрящую на Арку, и упрямо перебирающую маленькими ножками упавшие осенние листья. Листья, стелящиеся под ногами в своем безостановочном танце, точно так же, как они кружатся и сегодня. И рядом, отчего-то, он. Стоит и смотрит восторженно на нее.

– Что же это было? И было ли? – лихорадочно думал он, погружаясь в воспоминания картин своей детской жизни.

И перед глазами его возникла сцена минувших дней, когда он стоял напротив Арки Новой Голландии со своими, совершенно полузабытыми теперь, девчонками-одноклассницами. Он – подросток, проходивший мимо и, вдруг, зачем-то остановившийся, на том самом месте, где позднее встретил ее, где стоит сейчас в своем не проходящем и, видимо, нескончаемом одиночестве.

– Какая у Вас красивая малышка, – перебивая друг друга, громко и восторженно заговорили тогда, шедшие вместе с ним из школы девчонки.