– Где же Вы учитесь?

– В этом году заканчиваю Университет. Исторический факультет. Буду никому ненужным, редким специалистом по последним дням Византийской Империи, – усмехнулась Лера.

Так, продолжая молча идти по набережной узкого Крюкова канала, они снова вышли к Мойке, к Новой Голландии – первому месту их встречи. Здесь она уже решила проститься с ним, но, опередив ее, явно уставшую за долгий, напряженный и нервный день, он, глядя, как-то робко, почти просительно и от того неприятно и совершенно неприемлемо для нее, смелой, решительной, свободолюбивой и отчасти жесткой по характеру, вдруг, снова своим тихим голосом сказал:

– Пойдемте ко мне. Я живу рядом, в соседнем доме. Пойдемте, пожалуйста, выпьем чаю. С зефиром в шоколаде. Вы любите зефир в шоколаде?

Она, казалось, задумалась на какое-то время, впрочем, вовсе непродолжительное. И в этот короткий миг вспомнила громкий, всегда веселый голос мужчины, которого безудержно любила на протяжении прошедших пяти лет. И вспомнила его властные интонации, которым привыкла подчиняться и за которые постоянно сражалась, не желая, чтобы они были обращены к другой женщине. И подумала, что даже не знает, где Андрей находится последние месяцы, где и с кем. Впрочем, вероятно, знала, что зовут ее, на сей раз, Ксаной. Она задумалась о том, что же это за имя – Оксана или все-таки Ксения? Эти, ставшие привычными размышления, показались ей теперь не столько болезненными, сколько пошлыми и надоевшими. И она задумчиво произнесла, не глядя на своего спутника:

– Я иногда люблю чай. – Вновь раздраженно помолчала несколько минут, закусив свою красивую нижнюю губу, словно что-то пытаясь решить. Неожиданно для себя, медленно растягивая слова, то ли, вслушиваясь в них, то ли, пытаясь, что-то доказать самой себе, добавила: – и сегодня я его, кажется, люблю.

– Какие у Вас все же удивительно красивые глаза! Как у необыкновенно красивой фарфоровой куклы! – Улыбнувшись, задумчиво и неторопливо, словно разглядывая и изучая ее лицо, проговорил он.

– Как странно… – думая о чем-то своем, грустно сказала Лера.

– Что странно? – он продолжал пристально, не отводя глаз, ее рассматривать. Рассматривать так, будто искал ее пол жизни, и знал всегда, что найдет.

– Нет, так, ничего.… Что-то такое, словно, однажды, все это уже было, – она мимолетно взглянула на него. – Ерунда, впрочем.

– Да? – он вновь улыбнулся, как-то очень сдержанно, будто в замедленной киносъемке.

– Если только возможно улыбаться медленно, – подумала она, глядя на его постороннее и совершенно чужое для нее лицо.

Так непонятно отчего, неожиданно, для самой себя, капризной и весьма эгоистичной, одновременно жесткой и решительной, Лера согласилась пойти к нему, невзирая ни на мимолетность знакомства, ни на поздний час. Старинный лифт, заточенный в изысканное ажурное металлическое обрамление, в ту ночь не работал, чему она обрадовалась в глубине души. Так как не слишком доверяла подобным древним конструкциям, да и не спешила лишить себя необходимой ей спасительной возможности изменить то, что она собиралась совершить. Лера все еще пыталась оставить за собой право на уход. Несколько часов спустя, так же, как и все последующее десятилетие, будет с содроганием думать, что не работающий лифт, очевидно, был тайным знаком, непонятым ею вовремя, предзнаменованием, указующим на то, что подниматься, идти с незнакомцем дальше она была не должна. Но тогда услышать скрытый голос предметного мира не смогла. Проведенную с незнакомцем ночь она впоследствии долго будет стремиться старательно и навсегда вычеркнуть из собственной памяти, как что-то грешное, необыкновенно унизительное. Но все случившееся будет настойчиво и безжалостно периодически возвращаться в ее сознание, пробуждая каждый раз отвратительное чувство жгучего стыда. Правда, значительно позднее ей будет казаться, что тот сломанный лифт был лишь знаком того, что очень многое им суждено будет пройти и преодолеть вместе. И все происшедшее той ночью она будет впоследствии постоянно помнить, боясь лишь одного – что-то забыть. Но если бы кто-то в ту белую ночь сказал ей о подобном развитии этого начинающегося сюжета ее жизни, она бы ни за что не поверила этому человеку.