Там наверху раздался какой-то шум, затем чей-то испуганный голос произнес:

– Ну и ну!

Это был Васильич. Клянусь, он выглядел просто божественно! Внутри сразу потеплело, руки стали мягкими, ватными, а глаза жгло. Я не сразу понял, что это слезы.

– Держись! – крикнул он мне. – Я сейчас сбегаю за тросом!

– И ружье прихвати! – прохрипел я, глянув со злорадством на Марка. Тогда этот нахал ободряюще мне улыбнулся!

Вот погоди…. Когда я исследую останки, я найду способ доказать… ведь не может быть, чтоб ты не оставил следов!

Я обвязался веревочным тросом, а они стали тянуть. Я карабкался, отталкиваясь руками и ногами, но то и дело терял центр тяжести, ударялся о камни коленками, боком, ободрал штаны, но наконец-то выбрался.

Обняв землю, я какое-то время лежал под проливным дождем, затем встал и изо всей силы съездил Марка по уху. Он шлепнулся в лужу, а я стоял и с наслаждением любовался грязью на его плаще и волосах.

– Ты что? – изумился Васильич. Остальные, судя по выражению их лиц, думали, будто я чокнулся от пережитого.

– Этот негодяй пытался меня убить! – заявление было серьезным, особенно из моих уст. Ведь я как-никак представитель закона.

– Он видел, что я нахожусь в смертельной опасности, но даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь. Я видел улыбку на его роже!

– Тебе пригрезилось, – он поднялся и спокойно отряхнул плащ. – Я просто оценивал ситуацию.

– В самом деле? – ядовито наподдал я. – Для тебя она сложилась просто идеально.

– Что вы имеете в виду? – резко спросила Люба.

– Он знает, – буркнул я.

Невинность и недоумение, отразившееся на лице Марка, были сродни какой-то ангельской безгрешности. Даже вываляв его в грязи, я не смог запятнать его святости, а лишь очернил самого себя. Он чуть вздохнул и покачал головой, мол дядя полицейский просто сильно стукнулся башкой.