Людмила сидела в кресле. Она тяжело дышала, мотала головой. Глухое рыдание через заткнутый рот доносилось до Бугра тяжкими стонами.

Привычным движением большого пальца он надавил на кнопку выпуска обоймы. Обойма послушно скользнула вниз, и он поймал ее на лету левой рукой. Семь девятимиллиметровых патронов ровным строем желтели в прорези темного металла. Не вставляя обойму, он передернул затвор, проверив канал ствола. Ствол был пустой. Звон разбитого стекла заставил его обернуться.

Опьяневший Хуан продолжал бесноваться. Ударами биты он вмял в стену осколки стекла и бисер вместе с тканью иконы Николая угодника. Деревянная рамка разлетелась в щепки. Следующим ударом был повержен Георгий Победоносец. Затем цветным дождем разлетелись сорванные с белоснежного холста цветные шарики иконы Михаила Архангела. Потайного сейфа в комнате не было. Все разбитые рамки от фотографий икон, расколотые вдребезги, валялись на полу. Вошедший в раж Хуан размахнулся в очередной раз.

– Стой!  – крикнул Бугор, но было поздно. Мощный удар обрушился на треугольную фанерную полку с иконами, закрепленную в правом углу комнаты почти под потолком. Бита не задела иконы, но многослойная фанера, прикрытая белой тканью со свисающими кружевами, отпружинив от удара, подбросила стоящие на ней предметы вверх. Большая деревянная икона с ликом Богородицы в золотом окладе полетела вниз на голову аргентинца, карая его за святотатство.

Хуан, шатаясь, подошел к Бугру, держась левой забинтованной рукой за голову. Из рассеченной кожи сквозь черную смоль волос сочилась кровь.

– Тьфу, блин! Теперь тебя, кретина, перевязывать надо!  – Бугор со злости смачно сплюнул.

– Ком! Бинт доставай!  – он пальцем коснулся бинта на руке аргентинца и следом легко подтолкнул его к выходу из комнаты.

Еще раз окинув комнату взглядом, Бугор вдруг заметил лежавший в самом углу на полке сверток. Подойдя к иконостасу, коснувшись свертка, он сразу понял, что это деньги.

В это время Хуан, тяжело переставляя ноги, бормоча под нос ругательства, волоча по полу биту, вышел в прихожую. Остановившись напротив Людмилы, он отнял забинтованную руку от головы и, увидев на повязке свежее пятно крови, заорал: «А-а-а! Сук-а-а! Убью-ю!»

В пьяном угаре ацтек ударил Людмилу битой по голове, вымещая на беспомощной жертве свою вскипевшую ярость, затем еще и еще несколько раз. Удары биты соскальзывали, попадая на ключицы, дробили их на мелкие кусочки. Шапочка, закрывавшая ее глаза, от скользящих ударов слетела на спинку кресла. Забежавший в прихожую Бугор перехватил поднятую для очередного удара биту и вырвал ее у него. Заломив Хуану руку за спину, он развернул обезумевшего аргентинца в сторону дверей. Толкая его в спину перед собой, придав ускорение сопротивляющемуся и орущему Хуану, он толкнул его к выходу. Толчок был такой силы, что, не удержав равновесия, Хуан головой врезался в нижнюю часть входной двери и затих. Бугор стоял в центре прихожей, смотря на лежащего в неестественной позе напарника, успокаивая дыхание. В наступившей неожиданно тишине был слышен звук капающей из крана воды.

«Почему так тихо?  – мысль прилетела в сознание после странного ощущения необычной ночной тишины и вызванного этим беспокойства. – Он ее грохнул! Точно!»

Брошенная им бита, нарушив тишину, с громким перестуком укатилась по паркету в угол. Бугор подбежал к Людмиле, прикоснулся к ее шее и сразу ощутил нервную строчку пульса под кожей. Он еще успел облегченно вздохнуть, как от неожиданного прикосновения Людмила очнулась, вздрогнула, чуть повернула голову и открыла глаза. Их взгляды встретились. Бугор, увидел расширенные от боли зрачки, замутненные слезами, в тот же миг отшатнулся. Находясь на грани исступления от болевого шока и душевной боли, Людмила взглядом, словно молнией, выпустила в мучителя столько ненависти, что видавший виды Бугор оцепенел. Ни испуга, ни подавленности, ни животного страха, которые, как правило, видел он раньше у своих жертв, не было во всем ее облике. Она попыталась встать, чтобы из последних сил вцепиться мертвой хваткой в горло своего мучителя, но, чуть приподнявшись, лишь застонала от боли и беспомощно откинулась в кресло. Только сейчас ее лицо в подтеках крови, сочившейся из рассеченной кожи на голове, исказила гримаса страдания и боли. Бугор всей своим нутром почувствовал, что в лице этой женщины он приобрел смертельного врага. Холодный пот прошиб его, выступил испариной на лбу и тонкой струйкой побежал между лопаток по спине.