Осознав, что меня больше не хотят видеть за этим столом, я развернулась и стала выглядывать другой. Не найдя свободный стол, я села к центаврианам; они не стали меня прогонять, но свое неудовольствие выразили явно – обморозив меня взглядами, перестали есть, словно соседство со мной лишает аппетита, и вышли из-за стола.

Аппетит и у меня испортился, но я съела весь завтрак до последней крошки и только потом вышла из столовой. Арестанты, встречающиеся по пути, делали вид, что меня не существует, но при этом я ощущала всеобщее внимание, тягостное, как ярмо. Как ни старалась я убедить себя, что легко переживу этот бойкот, ничего у меня не вышло: чувствовала я себя паршиво. И с чего вообще такие перемены?

Дойдя до гаража, где уже собрались у кара «мусорщики», я подошла к О-Тайле. Она живет в другом корпусе, столовая и зона отдыха у них своя, поэтому мы можем видеться только во время работы. Нас посчитали и приказали рассаживаться. Когда кар поехал, О-Тайла спросила:

— Вчера ты была повеселее. Что-то случилось?

— Кажется, я теперь тоже пария.

— Понятно… это из-за того, что ты за меня вступилась. Жалеешь?

— Наоборот. Я бы корила себя, если бы не вступилась.

— Вас в полиции учат быть такими правильными, или это у тебя врожденное?

— Увы, это врожденное. А ты бы разве не помогла незнакомой девушке, на которую напали?

— Помогла бы. Но я бы кричать стала, звать на помощь, а не давать под зад.

Действительно, надо было охрану на уши поднять, а не лезть самой в кусты. Вечная моя проблема: вместо того чтобы поступить цивилизованно, по-умному, я совершаю сгоряча какую-нибудь глупость. Не зря Яри говорит, что мои красно-рыжие волосы как сигнал опасности, знак – держитесь от этой гражданки подальше.

После обеда на мусорку привезли еще одного проштрафившегося арестанта. Поначалу я не обратила на него внимания, но после того как О-Тайла стала делать мне знаки, указывая на него, пригляделась получше. Защитный костюм и маска скрывали его фигуру и лицо, так что я пожала плечами, и О-Тайла раздраженно махнула на меня рукой.

Но не только моя новая подруга таращилась на этого субъекта, многие арестанты не сводили с него глаз и активно перешептывались. Да что с ними всеми? Я в очередной раз посмотрела на мужчину, и на этот раз отметила, что выглядит он плохо, и с координацией у него беда.

Надзиратель ослеп? Человеку плохо! Я хотела подойти и сказать, что новенький вот-вот упадет, но заметила, что в охране тоже появился новый человек, толстый и лысый, и что этот человек не сводит глаз с новенького. Это удержало меня от активных действий, но я все равно посматривала на болезного – мало ли!

Когда объявили перерыв, и я с наслаждением стянула с лица маску, О-Тайла подбежала ко мне и возбужденно сказала:

— Это он!

— Кто? — не поняла я.

— Бог!

Я посмотрела на О-Тайлу внимательнее и тронула ее лоб рукой: не повысилась ли у нее температура? Девушка качнула головой, сбрасывая мою руку и, повернувшись лицом к новенькому, сказала:

— Это Найте из «Новых богов»! Он попал на Хесс около месяца назад, но его держали в других условиях, облегченных или что-то вроде того, не с нами, в общем. А сейчас он на мусорке, на штрафных работах, со всеми! Ты можешь это представить? Звезда Союза копается в мусоре!

«Бог» тем временем снял маску и перчатки и пошел к столу, опасно пошатываясь. Увидев его профиль, я судорожно вдохнула и, обездвиженная шоком, провалилась в прошлое.

…Арена, гул толпы, юноша в обгорелой одежде. Не победитель, но финалист, которому безоговорочно отдан приз зрительских симпатий. Шальная улыбка. Слова: «Чего только не сделаешь на спор».