– А что? Построите из стульев баррикаду, разделитесь на два лагеря, и кидайтесь подушками!

Евины глаза вылезали из орбит.

– Да, Ева, заходи. Кстати, у нас с друзьями иногда бывают вечеринки – поддержал дядя Макс и понизил голос, – с рок-н-роллом. И родителей своих приглашай, будем рады.

Ева представила себе веселую компанию танцующих людей. Мама точно на такое не согласится.

– Я папу позову, он придет.

– Вот и славно. Макс, давай чайку?

– Ага, Олечка, заварю.

– И пирог доставай. Ева, любишь яблочные пироги?

– Не знаю, мама не печет, а бабушка с капустой только делает.

– Тогда знакомься, этот – яблочный!

На Флерово опускался воскресный вечер. Ева вдруг спохватилась.

– Ой, мне дома сейчас влетит! Хорошо, если папа пришел. Побегу.

Обернулась и посмотрела сквозь комнату на небо.

– Рома, смотри, там мой балкон! Папа нарисовал вокруг окна сирень! То есть, написал. Он говорит, надо так говорить.

– Да, я знаю, вижу вас иногда.

– А приходи к нам тоже. Я позвоню, когда будет можно. Спасибо, тетя Оля и дядя Максим. Рома, пока!

Ева бежала домой, отмахиваясь от странного чувства, что бежит из дома. «Вот бы мне таких родителей, которые все разрешают. Если бы мама только на них посмотрела, она бы сразу поняла, что так можно. Может, она просто не знает?»

Счастливая суета продолжалась уже несколько дней. Недавнюю прежнюю жизнь не вспоминали, как будто ее и не было. Рита росла не по дням, а по часам, спешила жить. Ей не было еще шести месяцев, а она уже твердо держалась на четвереньках и, медленно раскачиваясь и падая, норовила кубарем передвигаться по комнате. Старшие лепили, рисовали, собирали лего-машинки и лего-домики. Ева старалась не фантазировать о том, что делает сейчас бывший муж. С первых дней засевшие в оборону друзья удивлялись его подозрительному бездействию. Оскорбленный отец не звонил, не ломился в двери, не требовал сообщить телефон. Ева тоже недоумевала: «Надо же, просветлел, что ли? Может, дошло, что переборщил с любовью? Да вряд ли, скорее всего, запасает ядра для пушек и слезами заливается».

Пару раз звонила директор Саниной школы.

– Ева Серафимовна, как вы устроились, как Александра?

– Светлана Сергеевна, мы в порядке. Я завтра начну искать квартиру, у нас интернета нет, будет сложновато, но ничего, найду.

– Вы, пожалуйста, ищите поскорее. Если еще пару недель Саша не появится в новой школе, я буду вынуждена сообщить в инстанции. Простите, такие правила, я бы с радостью…

– Все понимаю, очень постараюсь.

– Кстати, ваш муж не приходил вас искать. Я всех охранников предупредила, но нет. И в милицию, думаю, не обращался, уже бы пришли к нам.

– Поняла. Спасибо вам за все.

– Берегите себя, милая.

Ева нащупала кулон, сжала в кулаке до боли. Но страх не покидал тело. Его концентрация в крови давно обскакала эритроциты. Ева, сколько себя помнила, была соткана из панических конвульсий и пульсирующих мыслей. Любое событие, от упавшего на асфальт сухого листа до вселенского пожара, она умела мгновенно докрутить до трагического финала. Сегалов затаился? Так это просто: приехал домой, прочитал письмо, взял нож и бродит по городу, шантажируя ее друзей и забирая их в заложники. Заложников набрался уже целый подвал. Они там с родителями и детьми, связанные и голодные. С одним из них он сейчас едет в Останкино, чтобы ворваться в новостной эфир и на всю страну пригрозить Еве расправой. Когда кто-то из друзей не выдержит пыток и разговорится, разъяренный мавр найдет Евино убежище и попытается украсть детей. Ева представила перекошенную физиономию Сегалова. Передернуло. И таблетки наверняка окончательно забросил. А без них он звереет и начинает без перерыва есть.