Травкин где-то поблизости? Его ждать перед дверями? Сходить в учительскую? Или он в зале?

Ноги медлят, но несут ее к залу. К счастью, старая деревянная дверь не заскрипела. Да и все равно. Огроменный зал пустой. На пианино – валяются ноты, ручки… черная сумка. Травкин где-то поблизости. Голова сама собой оборачивается, словно он должен был стоять за спиной, чтобы испугать и поржать, когда она испугается. Идиотка, зачем ему это делать? Ларина вздыхает и заходит внутрь, убедившись, что дверь осталась открытой.

В абсолютно пустом зале она никогда не находилась.

И если чувство чужака душило ее в переполненном помещении, то отсутствие тел и взглядов ее совсем сдавливало и вызывало звон в ушах. Если собирается куча народу и она, потерявшаяся ненужная иголка в куче – ей явно здесь не рады. Если никого нет – значит тебе здесь точно нечего делать. Она же даже стоять не умела правильно. Не умела быть решительной. Не умела взять телефон в руки, потому что тут – нельзя. Тут святое место. А если Травкин? Если он увидит, что она в телефоне?

И что тогда? Он тебя веником из хора выгонит? Что за бред…

Он увидит, что она как все. А ей не хочется.

Пусть так и есть, но ей не хочется. Перед ним она усирается и старается быть совершенно оригинальным произведением… не искусства, эх, идиотизма. Зато оригинальным. Надо бы перестать так сильно стараться и бояться. Он же не кусается. Он же просто учитель.

Рюкзак Ларина оставляет на стуле в первом ряду. Оборачивается. За открытой дверью – пустой коридор. Ладно. Открытое окно ее привлекло. Постояв там, она еще раз обернулась. С каждой секундой ей все сильнее хотелось уйти. С каждой секундой ее кто-то подгонял. С каждой секундой отсутствие всех и присутствие только ее – сдавливало виски. Или она совсем двинулась мозгами. Теперь ее пианино привлекло.

Пианино, на котором она не умеет играть. Она ни на одном инструменте не умела, но так много раз сидела на концертах и так много раз касалась клавиш и струн, как чего-то хрустального и особенного, что как будто умела. Кончики пальцев ведут по поверхности, не оставляя следа. Взгляд так же скользит по нотам, но ничего не понимает. Ни чьи это ноты, ни для кого и когда… С глубоким вздохом, Ларина приземляется на банкетку и выпрямляет спину, прислушиваясь к тишине. Травкин опаздывает, но это его дело. Имеет право.

«Лучше бы не приходил», залетает мысль в голову, как зараза, и Алена больше не обращает внимание на эти мысли. Непонятные, необоснованные, необоснованные!

Конечно, у всех есть одна и та же причина, по которой никто не жаждет его появления.

Это же Травкин! Да нахуй его! Но у Лариной это не та причина, по которой другие глаза на него закатывали.

Хочу петь и не хочу петь.

Нравится внимание Камиллы и не нравится.

Хочу видеть Травкина и не… Нет, точно не хочет.

Тишина привыкает к дыханию Алены. Она незаинтересованно открывает крышку, смотрит на все эти клавиши и разворачивается к ним передом. Смотрит на них устало, как на китайскую азбуку. Травкин касался всех клавиш? И была ли одна, которой он никогда не касался… На какую он жмет чаще всего? И как выглядят его пальцы вблизи? Никчемные мысли плывут, как трупы по спокойной реке, и Алена не обращает внимания. Касается указательным пальцем случайной клавиши и раздается высокий продолжительный звук: Ларина закрывает глаза и пытается считать секунды. Следующая клавиша рядом… столько же секунд. Она пробует нажать на черную. Потом на белую слева. И на черную. Видит разницу в звучании, сама для себя приподнимает брови и пробует еще раз. А потом, как гром в ясную погоду, в голову ударяет знакомая мелодия.