сдам обороты, то они отстоят мою честь, так и знайте! Вы сделаете всего один глоток и заворот поглощающего чёрного ядра вам обеспечен. А потом я хрипло-слабым, но улыбчивым голосом скажу в вашу пустоту: «От чего заболели, зоил, тем и лечитесь»! Если уж погибать, то только с вами, дражайший зоил!

Ну а пока что в Рутинезии временный абетинг. Флюгеры, ранее всегда покачивающиеся, теперь, без моего надзора, притихли. Улитки задумались, вздняв к небу сомнамбулические глазки, – их повыползал целый сонм. Я думаю: только оставляю их без присмотра ветряного направления, как они мигом теряются аменцией, – вылуплено помигивают кулачками носогла́зок в небо, – и не знают, что и делать. Все будто опускаются в какую-то пограничную настороженность/помутненность, – вроде дневного сна без моего присутствия. А может быть, это, на самом деле, врождённая восприимчивость к моему присутствию? – тогда не совсем верно то, что они совершенно ко мне не приспособлены и не имеют никакой связи… Хотя, теперь, деменция налицо: все застыли в своих дворах и замшелой замедленностью моргают, воткнув глаза в небо. Вроде они наполняются бесконечностью, с той лишь разницей, что при моем непосредственном приближении к ним, в их глазах блестит лезвие серпа луны, в котором проносится вся их зелёная муть.

Моя бесконечность словно пугает их законченность. Ничего… всё, вскоре, вернётся на орбиты своя: я передам им в наследство платоническую бесконечность  всё, чем теперь владею, а также поверю ключи от дома. А пока что мы в одной упряжке, просто мчим в разных направлениях, но, все же, скрестив руки Лемнискатой Бернулли, – это когда поводья струн, за долгое время, срослись с моими руками.

Экипаж мчится, рассекая деревья на пробор; впереди – обрыв; возница перед самым слётом, натягивает на себя поводья, вильнув усом; ноги лошадей натягиваются с напряжённостью стрелы, врезаясь в землю. Экипаж проносится, на скорости, вперёд, угождая в раннеутреннюю ненасытную пащу пропасти. Кто бы мог подумать, что лошади выдержат этот груз. Вкоренились по тулово в землю; глаза повыдавливали.

У лошади есть конская скорость и конская сила помните, опор должно быть несколько; должно быть равновесие всех сторон. Можно ли бесконечно удерживать тех, кого большинство и чей груз перевесит даже конскую силу духа (если исходить из расчёта их устройства мира)? Скорее всего, лошади эволюционируют в вам подобных и поочерёдно повылазят из упряжки.

Но давайте, всё же, уделим немного внимания спокойствию: откуда оно может возникнуть в экипаже, который вот-вот рухнет вниз? Как возможно такое, что чем дальше я отхожу, тем заглушеннее становятся их вопли? ведь обычно в мои уши доносится писк. Кажется, я догадываюсь: сильный страх искривляет их энергетику… Спокойствие как у мёртвых: то ли они падают, то ли уже упали. Или, что маловероятно, экипаж, падая, зацепился за какой-то выпирающий корень дерева и сейчас уповает на одного бога, – бога езды! Они надеются, что гуманность этого бога услышит и прибежит к ним на помощь. О, дайте мне подробное описание этого бога, чтобы его нагнать! У него были копыта и шелковисто-бархатный изгиб шерсти? Судя по всему, он пронёсся на всём скаку, по всем континентам и биомам, маскируясь то под вас подобных, то под верблюда, то под улитку, то под рогатого, то под многорукого ирода, то под, то над, то здесь, то там… полнейший зооморфизм. Его видели в виде Сет с головой окапи, в виде Вигхна с головой слона, Павора, Куа-фу…

«В виде» – да, а «без вида» – тут уж увольте…

Его бег так быстр, что он, обежав всю планету, успевает догнать марево своего хвоста!..