Следующий чих, на этот раз “сфокусированный” с еще большим энтузиазмом и рвением, оказался не менее странным и непредсказуемым, чем предыдущий. Когда Евлампий, осторожно приоткрыв глаза и наконец-то освободился от гнета “Чихотрона”, он обнаружил, что весь офис претерпел совершенно неожиданную, кардинальную, поистине магическую трансформацию. Компьютеры, еще недавно мирно стоявшие на своих местах, исчезли, словно их и не было, а вместо них на столах лежали аккуратные стопки берестяных грамот, перевязанных бечевкой. Вместо белой офисной бумаги, свернутые в трубочки свитки из березовой коры в одночасье стали доминирующим элементом интерьера, словно перенеся их всех в какую-то древнерусскую избу. Даже ручки и карандаши исчезли, словно их никогда и не было, сменившись на гусиные перья которые торчали из чернильниц, наполненных чернилами, издающими неприятный запах.
“Вот это да! Теперь мы, наконец-то, знаем, как писали в Древней Руси!” – восторженно, словно ребенок, кричал Григорий, с горящими глазами изучая древние артефакты, разложенные на его рабочем столе. Его лицо сияло от радости, как у ребенка, получившего долгожданную игрушку или как у алхимика, нашедшего философский камень.
Евлампий, между тем, отчаянно пытался понять, что вообще происходит, что творится вокруг, пытаясь ухватиться за какую-то ниточку логики. Он пришел в лабораторию, наивно надеясь избавиться от своего надоедливого зуда в носу, а в итоге оказался в самом центре исторической реконструкции, словно его вдруг перенесли на машине времени, да еще и с агрессивным попугаем-полиглотом в придачу, что совершенно не входило в его планы.
Попытки “улучшить мир”, как их наивно и самоуверенно называл Григорий, тоже совершенно не приносили желаемого результата, а только добавляли все больше неразберихи. Они казались опасной игрой в русскую рулетку с историей и реальностью, в которой ставка была слишком высока. Один чих, намеренный снизить цены на бензин, привел к тому, что цены, конечно же, упали до нуля, как он и хотел. Но, одновременно с этим, исчезли все без исключения автомобили, словно испарились, а улицы заполнили неторопливые лошади, тащившие за собой поскрипывающие телеги. Город наполнился ржанием и запахом свежего навоза, а пробки стали еще более внушительными, хотя и по совершенно иной причине, создавая адскую какофонию и ужасную вонь.