– Положительную, я надеюсь, – быстро сказал Фронтенак.
Он ликовал:
– Вот видите, господа, больше нет сомнений. Его величество одобряет мою дружественную политику по отношению к господину де Пейраку.
– Одобрит, быть может, – поправил первый советник Магри де Сен-Шамон, подняв указательный палец.
Но его пессимистическую позицию никто не поддержал.
Дав понять, что монарх относится к их проекту мирной экспансии благосклонно, посланник короля изменил настроение собравшихся с быстротой переворачиваемых песочных часов. «Ну почему этот Николя де Бардань не заговорил раньше?» – подумали члены Совета. Тогда им не пришлось бы терять столько времени.
Изощренный ум господина де Шамбли-Монтобана, умевшего даже в самой безобидной ситуации узреть амурную подоплеку, предположил, что красота госпожи де Пейрак такова, что, увидев ее хоть раз, сластолюбивый Людовик XIV не мог остаться равнодушным. Так что лучше встать на сторону Анжелики и ее мужа. Жоффрей де Пейрак выиграл партию, и господин де Бардань, может быть сам того не желая, ему в этом помог.
В его словах отразилось одобрение короля, а для этих господ только это и имело значение – монаршее одобрение. Анжелика подняла глаза и взглянула на большую картину над каминной полкой, изображающую его величество.
Для нее он давно уже стал существом из какого-то мифа, некой абстрактной силой.
Постепенно она забыла, что это за человек. Но сейчас, под лепным потолком замка Сен-Луи в Квебеке, она вдруг вновь мысленным взором увидела его, увидела карие глаза, блеск которых он порой нарочно приглушал, но которые становились очень красноречивыми, когда его сжигало желание.
Когда-то он хотел сделать ее королевой Версаля.
Госпожа де Меркувиль, подумав, что важные политические вопросы уже решены, сочла момент благоприятным для того, чтобы поговорить о своих ткацких станках. В колонии выращивали лен и разводили овец. Надо было побудить деревенских женщин, не имеющих зимой никаких занятий, начать ткать полотно и одежные ткани для своих семей. У нее была просьба к Совету, касающаяся двух пленных англичан, которые сейчас находились в деревне гуронов в Лоретте. Ей сказали, что пленники из Бостона знают секрет получения растительных красок и умеют красить ткани так, что те не линяют. И она хотела, чтобы интендант Карлон приказал доставить их в Квебек на то время, которое понадобится, чтобы местные жители научились красить шерсть в яркие и долговечные цвета.
– Господин Гобер де Ла Меллуаз, – сказала она, – часто пользуется их услугами.
Но господин Ла Меллуаз, скрестив руки, которые сегодня были обтянуты перчатками цвета зеленого миндаля, заметил, что эти двое – люди весьма ограниченные и неразговорчивые, как и вся англосаксонская чернь. Они ни за что не раскроют своих секретов, и у госпожи де Меркувиль ничего не получится.
– К тому же они не знают ни слова по-французски.
– Зато я знаю английский.
– Будьте уверены, что их хозяева индейцы не захотят отпустить их даже на неделю.
– Господин интендант Карлон прикажет им.
Гобер де Ла Меллуаз негромко рассмеялся и заверил, что только он знает способ, как заставить дикарей прислушаться к голосу разума и как убедить их глупых рабов-англичан время от времени изготовлять краску, состав которой они никому не откроют.
– На самом деле вы просто хотите единолично пользоваться их услугами! – негодующе воскликнула госпожа де Меркувиль.
Увидев, какой оборот принял спор, Фронтенак объявил, что заседание закрыто.
Нынче они хорошо потрудились.
Он встал, и все остальные последовали его примеру.
– Ай! Моя нога! – вскрикнул господин де Кастель-Морг.