Хайме сел рядом с товарищем и тоже задремал. тишину в доме первой нарушила Антра:

– Ты не спишь, любимый?

– Нет, я грежу наяву, – ответил Гастон.

– А мне приснился странный сон, меня благодарили. «За что?» – спросила я. «За искупление», – был ответ. «Какое?» – «Это ты никогда не узнаешь, если не хочешь потерять самое дорогое, что у тебя есть на этом свете». и я увидела небольшую парусную лодку, на корме сидела женщина вся в чёрном, а на коленях у неё лежал юноша, он был мёртв. «не хочу, не хочу!» – закричала я и открыла глаза… ты смотришь на меня, а в глазах слёзы. Мой любимый, никогда я тебя не потеряю и никому не отдам, иди ко мне, – и они снова слились в одно целое.

Потом было утро. Хайме, отчитавшись о ночном дежурстве, отправился вздремнуть с тем, чтобы через два часа сменить Саважа. Антра, проведав своих больных и пошептавшись с хозяйкой, взяв подойник, направилась на лужайку, где паслись козы, и, надоив полное ведро, вернулась в дом.

– ну вот, мои дорогие, буду отпаивать вас парным козьим молоком.

Франсуа изобразил страдальческую мину:

– Только не это. Меня уже тошнит, я в жизни не пил козьего молока.

– Боже, какой у нас тут мужчина! – всплеснула руками Антра. – Можно подумать, что вместо материнского молока он начал с молока от бешеной коровы.

– Это от какой? – спросил Франсуа.

– От той, что утоляет жажду морякам в прибрежных кабаках, – успокоил его Гастон.

– Вам, Гастон, я готов поверить, но откуда у вашей высокородной супруги такие познания из жизни портовых притонов?

– Франсуа, разве не вы бежали с нами из Лондона и не вы ли, пока нас болтало на пути от Темзы до Дувра, рассказывали о днях вашей бурной молодости где-то в кабаках Ямайки и Кубы? Вот за ваше коварство, за попытку сбить с пути истинного мою, не искушённую в сомнительных похождениях супругу, пить вам козье молоко до того дня, пока ваш прекрасный лоб не украсят козлиные рога.

– Боже, как вы оба жестоки. Вот Усаторре никогда бы не пожелал мне такого.

Антра в это время процеживала молоко и наливала в большую глиняную кружку. Не церемонясь, она приподняла голову Тардье и стала поить его козьим молоком. Франсуа, жалостливо поглядывая на Антру, глотал и глотал, пока кружка не опустела.

– тТеперь отдыхать! – Проверив, заряжен ли пистоль, Гастон взял шпагу и, прихватив складную подзорную трубу, отправился на берег к Саважу.

Этот последний день на острове обещал быть спокойным, по крайней мере, до обеда всё было тихо. Хозяйка, толстушка Бетси Буль (это была их с мужем фамилия), привела трёх парней из тех, что вчера устроили облаву на бандитов. Парни расположились во дворе, потягивали пиво, обсуждали вчерашнюю облаву и посматривали по сторонам – мало ли что. Антра занималась ранеными. но на всякий случай была в мужском костюме, и шпага её висела на спинке стула рядом с постелью Франсуа.

Его знобило, жар не спадал, но он храбрился и всё пытался заговорить с Антрой. она отвечала рассеянно и невпопад. Из головы не шло странное поведение Гастона – тогда, у тела убитого ею человека с красным платком. У неё, как и у Гастона, сердце сжималось от предчувствия чего-то зловещего, что надвигалось на их семью. Остров любви неожиданно стал для них началом трагедии. Кто же он, этот человек в маске сатаны?

Глава V. Час от часу не легче

В три часа пополудни Саваж и Гастон заметили, наконец, паруса какого-то судна. В подзорную трубу Гастон с изумлением распознал двухмачтовый бриг.

– Не может быть… Мы погибли: это «Кардинал Ришелье», корабль французского королевского флота. Помните, на нём был тот самый монах. Где он сейчас? бриг идёт с зюйд-веста. Что всё это значит?