Его лицо, в отличие от остальных, не было размытым. Оно было слишком чётким. Настолько чётким, что это пугало. Я видел каждую пору, каждую морщину, каждую мельчайшую деталь, как будто кто-то нарисовал его с болезненной точностью. Его кожа натянулась на скулах, как пергамент, который вот-вот порвётся. А глаза… они светились красным. Не просто красным, как кровь или огонь, а каким-то густым, насыщенным, словно в этих глазах горел ад. Они не отражали света, они сами его излучали.

Но больше всего меня пугала его улыбка. Она была неестественной. Уголки его губ тянулись вверх так широко, что казалось, будто кто-то взял его лицо за края и силой растянул. Эта улыбка была слишком широкой, слишком напряжённой, будто кожа вот-вот лопнет. Она не была человеческой. В ней не было тепла, не было радости. Только насмешка, от которой хотелось сжаться в комок и исчезнуть.

Он стоял в дверном проёме, высокий и напряжённый, как будто его тело управлялось нитями невидимого кукловода. Его руки были сложены за спиной, а голова чуть наклонена набок, как у актёра, который готовится начать свою реплику. Он смотрел на нас, но его взгляд был прикован ко мне. Эти красные глаза будто впивались в мою душу. Я почувствовал, как холод пробежал по позвоночнику.

– Вы так и будете тут сидеть? – его голос был глубоким, вкрадчивым, будто он говорил не только словами, но и мыслями, просачиваясь в голову каждого из нас.

Мужчина в дверях слегка наклонил голову набок, его лицо всё ещё застыло в этой невыносимой, натянутой улыбке. Казалось, он изучает нас, оценивает, будто решает, с чего начать.

– Вы же знаете, что это бесполезно, верно? – продолжил он, не делая лишних движений.

Мы молчали. Никто не осмеливался ответить. Даже девочка, всегда спокойная, стиснула мою руку так сильно, что её пальцы вонзились в кожу.

– Вы боитесь меня? – он снова наклонил голову, чуть сильнее, как будто пытался заглянуть в нашу душу. – Не надо бояться. Я ведь не хочу вам зла.

– Уходи, – наконец сказал я. Мой голос прозвучал хрипло, неуверенно, но я всё же сказал это.

Он рассмеялся. Смех был низким, холодным, будто обволакивал стены комнаты, пропитывал воздух.

– Уходить? – повторил он, делая едва заметный шаг вперёд. – Нет, мой друг. Я не могу уйти. Это место… оно нас всех держит. Но знаете, что забавно? Я понял, как тут всё устроено.

Его глаза горели этим жутким багровым светом, который, казалось, не отражался в комнате, но прожигал насквозь всех, на кого он смотрел. Я чувствовал, как этот взгляд буквально проникает в меня, выворачивая мои мысли наизнанку.

– Ты бредишь, – сказала женщина из нашей группы. Её голос дрожал, но она всё же нашла в себе силы сказать это.

– Брежу? – мужчина чуть приподнял голову, будто размышляя. – Нет, – он снова засмеялся, и этот смех отозвался вибрацией в полу. – Я вижу. Этот дом… он живой. Он чувствует нас. И он выбрал меня.

Мы переглянулись, обменялись взглядами, полными страха и недоумения. Никто не понимал, что делать.

– Слушайте, – продолжил он, его голос стал мягче, почти обволакивающим. Он сделал ещё один шаг в нашу сторону, и тень от его вытянутого тела скользнула по полу комнаты. – Я могу вам помочь. Этот дом принял меня. Я стал его частью. И теперь я могу провести вас через него.

– Ты стал чем-то другим, – тихо сказала девочка. Её голос прозвучал так уверенно, что я повернул голову, чтобы посмотреть на неё. Она смотрела прямо на него, не моргая, как будто знала, что он не человек.

– Другим? – его голос наполнился насмешкой. – Да, я стал другим. Сильнее. Умнее. Свободнее. Этот дом дал мне то, чего мне всегда не хватало.