– То самое, – говорит он немного глухо от скрытого волнения, – речи пророка. Его окаянные предсказания. Ну-ка, поглядим, – он берет желтую страницу за уголок, разглаживает книжный разворот и читает вслух, болезненно морщась. – «Истинно говорю вам, придет время, когда обрушится мир, стоящий на владычестве магов над людьми и созданиями…»

– Не надо, – прошу я, прерывая эти кощунственные слова, – не вашими устами. Позвольте, – я беру книгу в свои руки и продолжаю вместо Лаврентия. – «Мир этот уже на пороге разрушения, и повсюду громче и громче слышны шаги пустоты. Зрячие да увидят, незрячим остается лишь ждать. Истинно говорю вам, мир заклинаний и колдовства рухнет, и его не удержать. Придет новый мир и с ним новый порядок. Имя ему – антимагия». Думаю, здесь еще много такого.

– Бесовская писанина! – Лаврентий в сердцах хлопает себя ладонями по коленям. – Ересь, смущающая нестойкие умы. Там под предсказанием дата стоит, посмотри: 13 мая 666 года. Число безымянного зверя, – с его уст срывается вздох, исполненный непередаваемой досады, – это все дешевые эффекты для толпы. Думаю, хваленый пророк никогда и не существовал. А эти подстрекательские тексты написаны какими-то ушлыми противниками магии и церкви, чтобы вербовать простолюдинов и созданий посулами лучшей жизни. В огонь эту пакость!

Он порывисто вскакивает, оборачиваясь к черному мраморному камину.

– Постойте, – вскакиваю и я, – позвольте забрать. Стоит изучить, как думает враг, чтобы понять его. У меня она будет в сохранности, вы же знаете.

Лаврентий кивает, отворачивается от огня. Принимаю книгу из его рук, прячу ее в чехол, а чехол под куртку.

– Ты очень устало выглядишь, – снова повторяет Иерарх, неодобрительно поводя бровями. – У тебя точно ничего не болит?

– Нет, ничего.

Удивительно, но я не лгу. То, что сидит во мне, не болит. Оно точит изнутри, как червь, вытягивает силы, ослабляет день за днем, но не болит. Выслушав ответ, Лаврентий удовлетворенно кивает.

– Пока можешь быть свободен. Поедешь к себе?

– Нет, вернусь в Терцию. Я не все дела там закончил. Но сначала хочу навестить Леополи, – преклоняю перед ним колено, опускаюсь на ковер. – Благословите, преднебесный отец.

Его суховатая твердая длань небрежно ложится мне на лоб.

– Да пребудет с тобой сила Великих Трех.

Давиде Френи.

Мученически сдвинув брови, Сандро жует кончик кисти, время от времени сплевывая беличьи волоски, которых, кажется, уже немного осталось в самой кисти и гораздо больше у него во рту. На уровне его глаз вороненой сталью отливает выпуклый панцирь на груди валькирии. Эта часть картины на его совести, и Сандро приложил немало сил к тому, чтобы оттянуть ее завершение до тех пор, пока заказчики, совет купеческой гильдии, не начали высказывать Бенвенуто свое недовольство медленным ходом работы.

Полотно под названием «Владыка Грома с небесной свитой на фоне грозовых облаков» – одна из четырех масштабных картин, которые будут служить украшением зала собраний во дворце дожей во время ежегодного бала гильдии, назначенного на конец лета. Бенвенуто торопит нерадивых помощников с ее завершением, ибо задаток, и очень солидный, за «Владыку Грома» уже получен и потрачен.

Сандро корпит над доспехами огненной воительницы с унылым лицом пилигрима, пустившегося в дальнее, полное лишений паломничество. Симонетта восседает рядом на высоком табурете с волосами, распущенными по плечам. Ее юное лицо и золотисто-рыжие кудри служат образчиком для портрета валькирии.

Ее сестра Фьоретта помогает мне в нужном порядке раскладывать на полу мастерской листы бумаги с чертежами и записями. Почти неделю после нашего с Веккьо неудавшегося похода по кузнечным мастерским я перерабатывал и упрощал свой проект, чтобы по возможности обойтись силами местных, терцианских ремесленников. Я не могу просить учителя отпустить меня в Децию. Я вообще не могу просить его отпустить меня.