Сначала подозревал одного человека. Гунтарса Пелтиса. Юрмала – небольшой город, Таубе знал его. Как пациент врача. Несколько раз обращался к нему. Лечил хронический простатит.

Почему подозревал Пелтиса? Следователь выяснил: тот некогда был любовником дочери убитого, бывал у них. Он хорошо знал, что в доме есть ценные вещи. Таубе учитывал и то, что Пелтис сильно пьет, с одной работы его выгнали.

Что если он напился, оказался без денег, и, желая продолжить, ворвался в дом Иванидисов? Спьяну чего только не происходит. Может, рассуждал следователь, потребовал у Петра Иванидиса деньги, тот не дал, вот Пелтис и придушил его. А затем испугался содеянного. В страхе и ярости, рожденной им, крушил все подряд, потом схватил, что под руку попало, унес с собой.

Таубе понимал хилость этой гипотезы. У нее было три больших изъяна. Во-первых, пьяный вряд ли бы стал завязывать Иванидису глаза, душить его удавкой, откуда она у него? Во-вторых, совершенно ясно, что в доме что-то искали. Опять-таки пьяному это несвойственно. В-третьих, все, кто знал Гунтарса, говорили о нем лишь хорошее, только жалели, что пьет. Правда, отмечали и то, что стал вспыльчив в последние годы. Впрочем, у самого Таубе о Пелтисе осталось самое хорошее впечатление. Не хотелось думать о нем плохое.

Но работа есть работа. Таубе зашел в медцентр, где работал Гунтарс. Если честно, обрадовался, когда выяснил, что врач вел прием в то время, когда был убит Иванидис.

Хорошо, что Пелтис не виноват, плохо – других подозреваемых нет.

Юрис Таубе долго размышлял над обстоятельствами дела. В итоге сформулировал три версии. Первая. В дом совершенно случайно ворвался какой-нибудь сумасшедший садист, что очень маловероятно. Для отработки этого варианта, следователь навел справки в психиатрических больницах. Побегов оттуда не было.

Возможно также, что покойного Петра Иванидиса кто-то очень крепко ненавидел. Потому и убил. А бардак в доме и несколько исчезнувших драгоценностей – неуклюжая попытка представить, будто основной целью было ограбление. Это вторая версия случившегося.

Впрочем, дочь покойного, Инесе, которая, – следователь чувствовал это, – что-то утаивала, категорически утверждала, что у ее отца не было врагов.

Наконец, версия третья. «Антикварная», как ее про себя называл Таубе. В этом доме могло храниться что-то ценное, что хотели найти убийцы. Они и старались сделать это, перерыв все, что можно, и самого хозяина, как следует, попытали. Так, что помер. Только вот, что они искали, и удалось ли им это обнаружить? И если эта версия правильная, то что думает о ней Инесе Иванидис, может, кого-то подозревает?

– Не знаю, что и предположить, кое-что взяли, но большинство ценностей на месте, – кратко отвечала она.

Будто он сам этого не знает! А она снова не говорит всей правды!

Потому Таубе порой сердито поглядывал на Инесе. Это она, был уверен он, отчасти виновата в том, что пока ничего не удалось сделать!

Инесе отвечала ему не менее сердитыми взглядами. Додумался, негодовала она про себя, подозревал в убийстве Гунтарса. Хорошо хоть быстро отбросил эту идею. А еще хвалят его, дескать, такой профессионал.

«Толстый, стареющий педант – вот кто он, этот Таубе!», – говорила она себе.

Всегда появляется с огромным блокнотом. Часто заглядывает в него, наверное, смотрит, не забыл ли что-либо спросить. Записывает своим бисерным почерком каждое ее слово в блокнот.

К сожалению, Инесе не могла помочь Таубе. Она не хотела говорить о мотиве преступления. Была уверена: рот надо держать на хорошем, крепком замочке. Для всех. В том числе и для господина Таубе.