Жаль, что понимание этого не уменьшало огромную дыру, которая жила прямо в сердце. Я чувствовала, что она становилась меньше рядом с людьми, которых не пугают ее размеры, кто готов был делиться своим опытом, давать пространство для размещения моей истории.


На первую встречу с Юрием Васильевичем я шла с волнением.


Что ждет меня там? Все очень странно и непонятно. С одной стороны, терять нечего, с другой – а вдруг я попаду в какую-то секту? Медитации, молитвы, чакры, энергии земли – еще несколько месяцев назад я бы посмеялась над этим, но сейчас я очень нуждалась в чем-то непостижимом для обычного ума.


Группа Юрия Васильевича проходила в небольшом офисном помещении. Я пришла немного раньше назначенного времени. Зашла в дверь. Небольшая комната, большой переговорный стол посередине, около десятка расставленных по кругу стульев. За столом сидел мужчина лет пятидесяти пяти. Красивый, подтянутый, с аккуратно стриженой седой бородой, интеллигентного вида. Внешне, чем-то напоминал Бога отца, каким его изображают на православных иконах, только в современных одеждах. Он был спокоен, глаза улыбались. Я почувствовала, что меня ждали.


– Я – Таня, я от Иры.


– Здравствуй, Таня. Я – Юрий Васильевич. Знаю, что ты должна прийти. Проходи, садись.


Сняв верхнюю одежду, я подошла к столу, села рядом с Юрием Васильевичем. Кроме нас двоих в комнате никого не было.


– Расскажи, что привело тебя сюда?


Юрий Васильевич смотрел на меня мягким, заинтересованным, долгим взглядом. Я растерялась. Надеялась, что Ира рассказала ему о причине визита, чтобы не нужно было в сотый раз пересказывать свою историю. Или он знает мою историю, но, зачем-то, хочет услышать ее от меня? Зачем?


– Я потеряла ребенка на позднем сроке беременности. Все было хорошо: я чувствовала себя хорошо, анализы были хорошими, только в день, когда были назначены роды, я пришла на осмотр к своему врачу. Там мне сообщили, что ребенок умер. Я спрашивала, почему это случилось, но ничего конкретного в ответ не услышала. Мол, случай редкий, но так случается. Я в отчаянии. Не могу никак объяснить случившееся, полагаю, что это кара небесная. Хочу узнать, за что эта расплата и почему Бог это допустил? Если он милостив, то почему его милости на меня не хватило?


Последние слова я произносила уже в слезах. Каждый раз, когда я подходила к моменту наказания, внутри все переворачивалось от возмущения и злости. Не сделала я ничего такого ужасного, чтобы казнить так жестоко! Как ни пыталась я убедить себя в этом, не согласовывалось внутри.


Возмущение и злость выходили через слезы.


Юрий Васильевич слушал, не перебивая. Казалось, мои слова проходят сквозь него, улетая в неизвестность. К тому самому адресату, кому в действительности относились.


Он не пугался услышанного, не делал сострадающего выражения лица, не подбирал правильных слов. Просто находился рядом, слушал меня, прислушивался к себе. Не торопился отвечать на мои вопросы, а я не торопила его с ответами. Возникшая между нами атмосфера сама по себе была целительной. Ничего не нужно было объяснять. Его мало интересовало событие, которое привело меня к нему, но его интересовала я сама. Как человек, с которым произошло несчастье. Как ребенок, которому нужна родительская забота.


– Иногда в наших сердцах очень мало любви, в наших тонких телах мало энергии. Нет возможности поделиться любовью с теми, кто в ней нуждается.


– Но я любила своего малыша. Во мне океан нерастраченной любви. Я не знаю, куда сейчас ее девать.


– Растрать ее на своего старшего сына, мужа. Они нуждаются в твоей любви не меньше малыша, который не родился.