Конечно, разбираться с перипетиями уголовного дела по словам неспециалиста затруднительно. Мало того, хотя я уже не был адвокатом, посчитал для себя возможным исходить из достоверности того, что сообщил о ситуации в лесу Семен. И пара соображений у меня появилась сразу.

У Семена был адвокат. Поэтому я посоветовал им заявить ходатайство об установлении механизма причинения вреда здоровью потерпевшего (от избиения ли был причинен вред здоровью или, например, при падении с того же квадроцикла) и о проведении следственного эксперимента для выяснения вопроса, мог ли Саев при указанных им обстоятельствах управлять квадроциклом.

Прошло несколько недель. Семен снова позвонил мне. Оказалось, что суд состоялся и признал его виновным в совершении преступления. Он снова нуждался в помощи. Я сказал, что мне необходим приговор.

Приговор я получил. Времени на апелляционное обжалование оставалось к тому моменту уже мало (кажется, дня два). Поэтому, изучив на скорую руку приговор, я выделил в нем две основные погрешности, по идее, неспособные не повлиять на отношение апелляционной инстанции к принятому судом первой инстанции решению, и предложил их изложить в жалобе. Одна из натяжек суда относилась к проведенному следственному эксперименту, а другая – к показаниям потерпевшего. Предложенный текст жалобы, подготовленной мной от лица Семена, воспроизвожу почти дословно (естественно, за исключением идентифицирующих данных):

«Суд включил в число доказательств моей вины протокол следственного эксперимента с участием потерпевшего Саева. При этом в приговоре указано, что проведение следственного эксперимента без воспроизведения обстановки не свидетельствует о том, что его протокол не имеет доказательственного значения, и не подтверждает показаний Саева в части того, что он может управлять квадроциклом с использованием одной руки.

Все как раз наоборот. Следственный эксперимент вовсе не подтвердил то, что Саев мог управлять квадроциклом лишь левой рукой в условиях лесного бездорожья и только что причиненных ему травм, в том числе перелома правой руки и черепно-мозговой.

Во-первых, между установленным судом событием и следственным экспериментом прошло около 8 месяцев, и Саев после причиненных ему травм был в болезненном состоянии. Во-вторых, эксперимент проводился совсем в других условиях, нежели те, в которых якобы происходили события, описанные в приговоре.

Причем в приговоре отражены показания Саева о том, что он “рулил то одной рукой, то двумя руками”. Судя по установленному судом времени окончания преступления (17:00), Саев добирался до места оказания помощи около 30 минут, ибо, по показаниям свидетеля Рыгина, он появился в здании пожарной части, в котором тот находился, около 17:30. При этом у Саева “лицо было в крови, правая рука висела, он стонал от боли”. В таком случае он явно не мог ехать на квадроцикле в течение получаса по бездорожью, а тем более управлять квадроциклом и правой рукой.

И еще один настораживающий момент. В приговоре воспроизведены слова Саева о том, что, где находился Жилов (свидетель, наблюдавший происшествие), “он знал, потому, когда выехал на грунтовую дорогу”, которая ведет к селу, “он все-таки набрался сил, позвонил… и сказал: “…Ты где? Меня тут убивали. Ты где?” Он говорит: “Я здесь, я еду”. И он ему уже попался навстречу на автомобиле”. Саев “не понимал, откуда” Жилов “едет, что произошло”.

Возникает несколько серьезных недоумений. С одной стороны, если согласно приговору Жилов был свидетелем произошедшего, то он все сам видел и ему об этом сообщать не было необходимости. С другой стороны, куда Жилов пропал после встречи с Саевым, ибо, по показаниям Рыгина, тот появился в здании пожарной части один. С третьей стороны, если Саев был в том состоянии, которое описал Рыгин, почему встретившийся с потерпевшим Жилов, приехавший на машине, не оказал ему помощь или хотя бы не помог добраться до места, где ее могут оказать. С четвертой стороны, с чего вдруг после встречи с Жиловым Саев стал не понимать, не только откуда едет, но и “что произошло”. Возникает серьезное подозрение, что именно после встречи с Жиловым произошло нечто, повлиявшее на состояние Саева и зафиксированное Рыгиным, а до этого Саев спокойно ехал на квадроцикле. Это означает, что я совершенно не причастен к травмам, причиненным Саеву».