Алфорд успешно совмещал свою деятельность с «активной гражданской позицией», как он сам любил говорить. Он проектировал, воплощал в жизнь самые невероятные идеи, и успевал выступать на телевидении, рассуждая о жизни в нашем государстве. Небоскрёбы-сады, целые города в одном здании, личные апартаменты президента в горах, а после его послужной список резко прервался – он пропал не только с экранов телевизоров, но и из учебников истории.
Ант был популярен не меньше, чем самые известные певцы и актёры Анталиона. С ним жаждали познакомиться, приглашали на передачи, снимали про него документальные фильмы, а после забыли, будто его и не было.
В зале воцаряется тишина, и гениальный архитектор, оперевшись ладонями об столешницу, начал говорить тихо и медленно, будто его только подняли с постели:
– Рад всех поприветствовать сегодня здесь, – приподняв подбородок, он снисходительно осмотрел присутствующих, – я счастлив, видеть, что все мы вновь здесь и идём к единой цели.
Попросив майоров некоторых округов доложить об обстановке, он внимательно их выслушивает, медленно покачивая головой, словно учитель, принимающий экзамен.
На востоке повстанцы доставляли проблем не только военным шестнадцатого округа, но и собственному, пятнадцатому, округу. Военные и повстанцы продолжали конфликтовать, хоть сам округ перестал подчиняться приказам столицы.
Подполковники двадцатого и двадцать первого округов, фанатично комментировали доклады всех майоров, будто сами выезжали за пределы лагеря.
Наконец, споры стали утихать. Алфорд поднимает ладонь, и все замолкают.
– Я вижу, что вам всем не безразлична судьба нашего государства, – Ант, оперевшись локтями на столешницу, слегка повёл ладонями, небрежно указав на присутствующих.
– В столь нелегкое время, мне особенно радостно от того, как вы все активно принимаете участие в том, чтобы восторжествовала справедливость.
Он приподнял подбородок и, раскинув руки на столе, продолжал:
– Наше государство погрязло в войнах, но не во внешних, как любят говорить на телевидении, а во внутренних войнах, о которых не говорят вслух, а лишь шепотом, прикрывая руки.
Подполковники и некоторые майоры слегка кивали в подтверждение его слов.
– На этих землях, наши предшественники безуспешно пытались создать великое государство. Они ступили на путь войн, прикрываясь миром, и не вынесли уроков из истории нашего государства. Строя на руинах новое, они вновь совершали старые ошибки. Развязывали гражданские войны, и ссылались на угрозы извне, когда сами являлись этой угрозой. Совершенно забыв об обещаниях данных своему народу.
Речь Алфорда, поначалу тихая и размеренная, теперь принимала эмоциональную окраску и офицеры, затаив дыхание, ловили каждое его слово.
Сделав паузу, он обвёл взглядом рядом сидящих, и продолжил:
– Анталион, появился как белый символ надежды и мира. Как стремление к прекращению кровопролитий и насилия, как торжество справедливости для всех. Но в итоге Анталион превратился в символ тирании и социального неравенства.
Со всех сторон послышались голоса, поддерживающие страстную речь Алфорда. Чем ближе к Алфорду находились офицеры, тем усиленней они кивали головами. А я лишь подумала о том, как же эта речь абстрактна и пуста. Все эти слова были красивы, и производили нужно впечатление на присутствующих. Интонация и голос архитектора заставляли чувствовать себя причастным, вызывали волнение и сопереживание, но Алфорд не говорил о том, как будет выглядеть политика нового государства. Он ни слова не сказал о том, каким он видит будущее нашей страны, и как он будет исправлять «социальное неравенство», которое въелось в наше государство, словно ржавчина. Он не заговаривал о том, какими будут отношения с другими государствами, и что будет с округами, которые прежде были независимыми странами и по сей день сопротивлялись столице. О том, что с нашим государством будет после восстания, не обсуждалось за этим столом. Может быть, он посветил в свои планы подполковников, но почему у остальных не было к нему вопросов?