От стола отлетают куски дерева всё больше и больше, наше прикрытие тает с невероятной быстротой, и мы прижимаемся друг к другу всё ближе.

Дрон затихает. Нинел и Хью приподнимаются, и стреляют в дрон, что кружил возле входа.

– Вот чёрт! – Нинел ныряет вниз, а следом Хьюго.

Дрон вдруг начинает хаотично стрелять, пули попадают в потолок, в стену перед нами, а после выстрелы слышны только на улице. В этот короткий перерыв, когда дрон палил не внутрь магазина, Нинел, стараясь перекричать шум, объяснил происходящее:

– Кажется, я повредил его датчик! – Он испуганно смотрел на нас.

Теперь дрон стал неуправляемым. Очередь, прошедшая вдоль всего здания, подбрасывала в воздух куски кафеля с пола и стен. Осколки летели со всех сторон, и, сжавшись, мы ждали, когда дрон остановится или патроны закончатся. Но дрон никак не хотел останавливаться: он переключился на наше убежище, и уничтожал столы, за которыми мы прятались.

Алекс, сидевший возле меня, вскрикнул, где-то слева раздался ещё крик и ругань, но очередная очередь, прошедшая над нашими головами, заглушила все звуки. Возле Ала, начала расползаться лужа крови, так стремительно, что я испугалась.

Он сидел боком, и пуля, прошедшая через изрешечённый стол, попала ему в руку.

«Неужели пуля перебила вену?»

Я двигаюсь к Алексу ближе, вжимая голову, и прикрываю её руками, будто это меня спасёт.

Если выстрелом была перебита вена, то сейчас я не смогу ему ничем помочь. Всё необходимое было в рюкзаках, и под обстрелом, я не могла даже доползти до него. Сейчас мне остаётся надеяться, что всё обойдётся. Осматривая рану, с облегчением выдыхаю – пуля прошла навылет, и кровь уже перестала идти, но рана всё же была серьёзной – калибр патронов был гораздо больше, чем у патронов в нашем оружии. Над головой вновь проходит очередь, и я накрываю Ала собой, чтобы его не задело. Сверху слышится звон и на нас тут же сыпется всё то зеркало, что украшало потолок. Мои руки и спину обжигает что-то, но я не убираю их с затылка, продолжая прикрывать голову.

Дрон затихает на короткое время, и кто-то из парней, воспользовавшись моментом, стреляет в него. Затем слышатся ещё выстрелы, и грохот с улицы возвещает о том, что всё закончилось.

Некоторое время мы сидим не двигаясь.

– Неужели всё? – тихо спрашивает Лука.

– Их орудия точно больше не придут в действие? – откуда-то раздался голос Антона.

Я встаю, но всю левую сторону, неожиданно, обжигает боль. Мне стоит усилий, чтобы подняться. И когда я распрямляюсь, то в глазах темнеет от острой боли в левом боку. Пелена темноты медленно рассеивается, и я вижу, что там застрял осколок зеркала, и ещё один небольшой в левой руке. Выдернув без труда сначала его, я дёргаю так же уверенно тот, что застрял возле левого бедра, и меня охватывает такая резкая боль, что я зажимаю рот рукой, чтобы не закричать.

Осколок длинный и узкий, но вошёл он наполовину. Бегло осмотрев себя, я замечаю ещё несколько осколков: мелкие осколки в левом боку, пара в левой ноге, на пояснице и несколько на левом предплечье. Если бы на мне был жилет, то такого не случилось. Все эти царапины были не страшны, но рана над левым бедром горела. Осколок прошёл вдоль бедра, на глубину около трех дюймов, и с этим нужно было что-то обязательно сделать. Как и с дронами, что теперь валялись недвижимо перед входом.

– Уже минуту ничего, – заговорил Гейб, – может выйти проверить?

– Антон, – мой голос охрип, – ты должен стереть все записи с дронов.

– Это невозможно, – его голос дрожал, – это анталионские дроны, их система защиты самая сложнейшая.

– Значит, придётся сделать так, чтобы стало возможно, – я осматриваюсь вокруг.