– Нет, я приказываю. Если колонна пройдёт тем же маршрутом, что и мы сейчас, то они нас подберут.

Парни молчали, переглядываясь между друг другом. Они словно ждали того, кто мне возразит.

– Тогда разбираем пайки и выдвигаемся, – со вздохом, ответил за всех Лука.

– Не всё так просто, – я наблюдала, как парни распределяют пайки, и раскладывают в свои рюкзаки.

– Что опять не так? – Гейб возвёл глаза к небу, будто мои требования были обращены только к нему одному.

– Мы не можем оставить броневик вот так на дороге, отключённым от системы. Где Антон?

Кайс спрыгнул из салона, держа в руках чёрную коробку, с любопытством глядя на меня.

– Я не могу запустить протокол уничтожения, так что теперь это твоя задача. Ты же отключил всех от всеобщей системы, – холодно продолжила я, видя его растерянный вид, – думаю, с этим у тебя проблем тоже не возникнет.

Антон молчал. По его лицу было видно, как он напряжённо думает.

– Да, могу попробовать, – он заулыбался, словно ребёнок, который придумал шалость.

– Почему нам не оставить его здесь до приезда техников? У них как раз есть топливо с собой, – запротестовал Алекс, смотря на то, как Антон что-то начал печатать в своём планшете.

– Ты уверен в том, что они пройдут именно здесь и в том, что они не «налегке»?

Алекс смутился.

– В броневике ведётся запись всей действий и разговоров в салоне. Когда он отключен от системы, продолжает идти запись, которую можно после извлечь, даже если машина будет сильно повреждена. Поэтому и запускают протокол самоуничтожения, чтобы данные не попали «не в те руки».

– Я знаю, – Алекс всем видом старался показать своё несогласие со мной, – но почему мы не можем ждать здесь? Где гарантия, что если мы пойдём пешком, мы не встретим патруль?

– Гарантий я не давала, но пешком мы можем пойти там, где не проедет ни один броневик, и наше присутствие останется незамеченным.

Ал скрестил руки на груди, словно давая понять, что он не согласен со мной.

– Да! – Антон радостно воскликнул, – всё получится. Сначала уничтожу записи, после того, как мы покинули гарнизон. А после, устроим небольшой пожар.

В этот момент Антон пугал своим видом. Глаза блестели, словно он – пироман, которому в руки попала вся жидкость для воспламенения, что есть в мире.

По его команде, мы отходим от машины как можно дальше. Он взламывает процессор через планшет, а после, выпрыгивает из салона, и бежит к нам. Салон броневика вспыхивает, слышатся хлопки и треск, повсюду расползается удушающий дым, и вот через некоторое время пламя спадает, оставляя раскалённый остов машины остывать. Всё произошло будто в замедленном сне. Я с чувством стыда смотрю на броневик, словно я предала друга, отдав его на растерзание.

Мы выдвигаемся в путь, конечная точка которого, находилась от нас в почти ста пятидесяти милях.

– Как думаешь, – заговорил за моей спиной Гейб, – завтра вечером доберёмся до лагеря?

– Ты смеёшься, – Лука заговорил тем холодным голосом, что меня пугал, – нам идти почти двое суток, не надейся раньше.

– Да твою мать! – Гейб опять пустился в ругательства. – Томпсон, почему мы бросили броневик, не дождавшись, колонны?

– Потому что «налегке», оказывается, такие машины далеко не ездят, – я язвительно отвечаю, но не Гейбу, а Алексу, что плёлся позади.

Смех Антона в повисшей тишине, приводит всех в смущение, и больше никто не заговаривает.

– Нам нужно до захода солнца выйти на равнину и пройти как можно дальше, – Лука, позади меня, чем-то шуршал.

Увидев через плечо в его руках бумажную карту, я отмечаю, как они подготовились. Бумажная карта государства была огромной редкостью, скорее даже, коллекционным предметом, что можно было увидеть в каком-нибудь столичном музее, а не на полке магазина. У гражданских были бумажные карты только самого города, где они проживали, а у военных были карты только их округа. Карты всего государства имелись только у столичных военных. Среди повстанцев ходили из рук в руки старые затертые карты государства, за которые грозил расстрел.