– А с чего ты вдруг решила, что я позволю тебе выбирать? – Он рычал надо мной, испепеляя ультрамариновыми софитами. Голос срывался на металлический скрежет. – Ты принадлежишь мне. Ты – моя половина. Ты часть меня. Я твой бог. Я!

«Да здесь психиатрическая vip-палата для шизофреника с идиолатрией20?!» – я не собиралась изображать поруганное достоинство, поёживаясь под яростным взглядом рассерженного Херувима. Открыто глядя в его дикие глаза, я потребовала ответа на вопрос, который послужил причиной этих бредовых дебатов:

– Что с тобой происходит?

– Что? – Сбой в его мутации. Растерянный Гордон отпрянул, перевоплотился человеком. Мгновение. И он замер у окна: на гипсовом лице – маска сноба, руки скрещены, брови сдвинуты. Глаза прищурены в циничной усмешке. Он закрылся.

– Что ты скрываешь? Я чувствую. Вижу. Знаю! Милый, не молчи! – Я уже металась, заглядывая в холодные глаза. Гордон играл желваками, но оставался непреклонным. – Что было с тобой в пятницу? А перед отъездом Княжина? В аэропорту? И наконец, сегодня ночью? Что всё это означает?

– Устал.

– Каждый день провалы в моей памяти! Что ты подчищаешь за собой? Они вернулись?! – Меня трясло. Но Гордон ушёл в глухую оборону:

– Не знаю, о чём ты. – Надменный рокот осадил несостоятельные просьбы о взаимной откровенности. Я присела на краешек кровати и попыталась воззвать к его логике:

– Когда я улетала, ты просил меня о доверии. Будь справедливым. Ты настаиваешь на нашем браке. С какой целью? Я не желаю быть ни любовницей, ни вещью. Если хочешь иметь меня своей женой, будь добр – стань сначала честным.

Он резко огрызнулся:

– То, что со мной происходит – тебя не касается.

– П-происходит?! – Я задохнулась и, заикаясь, уже оседала на колени перед непримиримым истуканом. – Поговори со мной, любимый. Страдаешь ты – страдаем оба. Мы нужны друг другу. Мы команда. Да, у нас разные зоны ответственности. Но мы партнёры. – Демонстративно высмеивая меня прищуром бесстыжих глаз, он нашёл за изголовьем кровати бутылку коньяка и запил мои наивные надежды на равноправие в паре. Остро осознавая пропасть между нами, я ещё просила, посчитавшись гордостью. – Не поступай по своему произволу. Мы погибнем врозь.

Разъярённый визави разнёс бутылкой гранитный подоконник и оглушил:

– Тема закрыта!

«Это он после укачивающего коктейля транквилизаторов с алкоголем21 такой гиперактивный?! Какой же ты без психотропных? Слава Богу, осколки не долетели, но… – я сосредотачивалась на дыхании, а критичный разум дословно воспроизводил опасения Ивана. – …это серьёзная заявка на домашнее насилие. А ведь он уже не одержимый». С горечью обозревая разбитый камень, залитый алкогольным стеклянным крошевом, и трещины на стекле высокого стрельчатого окна, я поднялась с колен с уже принятым решением:

– Мы прошли через чудовищные испытания, а я до сих пор не заслуживаю твоего доверия. Кто я для тебя, любимый? У тебя могут быть тайны от любовницы, сестры. Даже матери. Но не жены. Раз ты заявляешь, что мы «одно целое» – ты противоречишь самому себе. А «царство, разделившееся само в себе – падёт»22. Наш брак – не фарс. Это – утопия. Он обречён. – Выудив телефон из вороха смятой постели, я выскочила за массивную дубовую дверь, и уже спиной поймала усмешку:

– Значит, меня ты поставила на паузу. И теперь свободна для альтернатив?

– Ты23 сказал. – Физически ощутив, как хищник напрягся, я устало вздохнула, отбросила глупые выпады, обернулась и посмотрела в чужие глаза рептилии. – Я люблю тебя. Ничего не требую. Ничем не обяжу. Пусть будет так, как хочешь ты. Но без доверия нам не войти в одну судьбу. Пауза, Гордон, нужна