16 здесь». Мои подозрения множились, признаки становились всё очевиднее: «От чего же ты бежишь? Что ты в себе глушишь? Боже, только не снова!». Имея драматический опыт в прошлом, интуиция пугала тревожными предчувствиями. Даже несмотря на претензии безраздельного «правообладания», я достоверно определяла его прогрессирующую отчуждённость. На фоне чего осада темпераментного Гордона выглядела просто нелогичной. Неосторожный шаг из ванной, и меня снова поймали:

– Чёрт, да что ж такое? Готов тебя сожрать. Мм… Всё! Назначим дату! И у тебя ещё останется возможность выйти замуж во вменяемом состоянии. – Поглядывая через моё плечо, Гордон нервничал, пряча тревогу за воображаемыми угрозами и озорной усмешкой. Я фыркнула, разрушая его давление. Но плут не позволил мне сосредоточиться на главной проблеме и, избегая разоблачающих вопросов, перевёл наше общение в горизонтальную плоскость и на его собственнические интересы. – Пока я не опустился до архаического права, превратившись в неандертальца, и не дискредитировал твою непорочную репутацию, выкрав из дома, поторопись.

«Поторопись?!» – слово, и у меня появились и без того веские причины для честного диалога. Оказавшись в постели под ним, я недоверчиво упёрлась в его грудь ладонями, и Гордон принял за линию поведения вторую сторону принципа «кнута и пряника». Жертва наваждения уже переживала приступ вожделения и не могла оторваться от мужественного торса:

– Ну, Любовь моя, давай оценим преимущества… – Пока хищник рокотал от удовольствия, а мои пальцы, губы и язык детально изучали «декларируемые» им преимущества, я продиралась сквозь пелену подозрительно навязчивого физического притяжения: «Что-то у Гордона стало слишком много полномочий. Придётся идти на радикальные меры». Внутренне готовясь к предстоящей «благой вести» для своего голодного неандертальца, я так и не определилась с седативным средством. Но его неосторожные манипуляции придали мне решимости:

– Дата? Хорошо. Шесть месяцев. – Я знала, что последствия его реакции могут быть непредсказуемо разрушительными, но меня оглушило до потери слуха:

– Полгода?! – Гордон взревел разъярённым львом. Читая по его губам проклятия, я оценила состояние возлюбленного и пришла к объективному выводу: «Да можно наугад брать что-то из его аптечки и подливать в утренний пустырник17!». Укорив себя за неуместный сарказм, я прочистила горло:

– Мне остался последний курс. Через четыре месяца госэкзамены, диплом в июне. Хочу сосредоточиться… – Закончить прошение не успела. Гордон взорвался:

– Июнь?! Да это восемь месяцев! Учёба – не причина для отсрочки. Ты смело пожертвовала ею, когда улетала в Евро-о… – Гордон замер на полуслове. Миг, и он сорвался с кровати. – Стоп! Это ты так дипломатично отказываешь мне?!

Возмущение Гордона стремительно перетекало в фазу неуправляемой параноидальной горячки. Глаза полыхали синим пламенем. Анализируя его опасную близость к стеклянным панелям, я попыталась вернуть разговор в мирное русло:

– Я прошу о паузе.

– Пауза?! – Монстр сглотнул, хрустнул шейными позвонками и, возвратив голову в естественное физиологическое положение, преодолел мутацию. Слух вернулся. Но его деспотичный императив стоил мне приступа гипоксии. – Одевайся! Едем в ЗАГС. Документы у меня. Я сказал – немедленно! Или могу воспользоваться старыми приёмами. Тогда твоё участие вообще не потребуется. Выбирай.

Температура в комнате резко упала. Фонтанируя «неизречёнными» бранными словами разгневанный хозяин вспышками формаций вымораживал и без того выстуженное пространство. А я куталась в холодное влажное полотенце и содрогалась от перспектив бесправного существования: