Может, она и права была. Капитану Головко и самому хотелось думать, что после войны плохих людей не осталось, вычистила она их, да вот только работа эти мечты в прах разносила. Видел он и взяточников, и воров, и убийц, и бандитов, и некоторые из них очень успешно под порядочных людей маскировались, сразу и не распознаешь, с какой гадиной дело имеешь.

Да и вообще. Уборщица была человеком честным, порядочным, добрым и в других видела, как водится, то же. Ему бы найти главного в институте подлеца и сплетника, вот тут бы он наслушался про каждого.

– Ну что, товарищи, какие у нас успехи? – усаживаясь за стол, спросил майор Ерохин у сотрудников.

– Среди соседей свидетелей пока не нашел, но есть кое-какие зацепки, работаю, – коротко отрапортовал Леня Серегин.

– А у вас что?

– В институте сегодня был, – выдвинулся вперед Саня Головко.

– И что там?

– С первого взгляда заведение чинное, благородное, ученые мужи, возвышенные мысли, – усмехнулся капитан. – Но отыскал я там одного типчика. Противный такой типчик, мерзенький, я бы даже сказал. МНС. Младший научный сотрудник. Хотя лет ему уже и немало. Около сорока, должно быть. Но не выдвинулся. Оттого у него обида на весь белый свет, а особливо на успешных своих коллег.

– Ну и чего он тебе наплел, это тип? – с интересом спросил майор.

– Во-первых, про самого Баженова.

– Так-так-так.

– Что нам рассказывала Клавдия Баженова? Дед или отец профессора, простите, не запомнил, был членом экспедиции Пржевальского, заложил начало коллекции и т. д., так?

– Ну.

– А Глущенко, тип этот противный, говорит, что все это вранье. Что старший Баженов ни в какой экспедиции не был, а только в ее организации участвовал и потом по возвращении кое-чего из трофеев тиснул.

– Ну, это, мне кажется, проверить можно. Только какое отношение к ограблению квартиры сей факт имеет?

– Пока никакого. Но Глущенко утверждает, что и вся коллекция профессора складывалась весьма сомнительным образом. В молодости он часто ездил в экспедиции в Среднюю Азию, и на Дальний Восток, и еще куда-то. В Монголию, кажется, у меня записано, – и вот там за копейки у местного населения скупал ценности, или грабил их храмы, или участвовал в раскулачивании их богатеев и говорил, что все ценные вещи собирает для государственного музея, а сам прикарманивал. Во всяком случае, самые редкие экспонаты; остальное, наименее ценное, сдавал в музей.

– А вот это уже серьезно. Только правда ли?

– Согласен. Говорю же, тип наигнуснейший. Даже в одном помещении с ним находиться было противно, буквально задыхался от зловония, – сморщив нос, с отвращением проговорил капитан.

– Ладно. Дальше.

– Дальше. Сын Баженова. Тоже был подлец и негодяй. Папа активно продвигал его по научной линии, помог защититься еще до войны, на кафедру в университете пристроил, а тот был дурак и бездарь.

– Ну, этот факт нам и вовсе не поможет.

– Погодите. Перед самой войной был какой-то неприятный инцидент, вроде как пропала из собрания кафедры какая-то редкая книга. Очень древняя, и вроде как подозрения пали на Баженова-младшего, но тот каким-то образом выкрутился. А тут и война началась.

– Не обижайся, Головко, но все эти россказни больше похожи на откровенное вранье и сплетни. К тому же мерзкие.

– Клевета, одним словом, – поддакнул Леня Сергеев.

– Согласен. И все же я бы кое-что проверил. К тому же Глущенко этот говорит, что Баженов в эвакуации у людей за копейки семейные ценности скупал, когда те от голода помирали. И еще: у Баженова в институте имеются недоброжелатели, у меня есть список. В том числе в него вошел ближайший друг и товарищ Баженова профессор Голубцов. А еще его любимый ученик Круглов. Директор сказал, что у них прекрасные отношения с Баженовым, а Глущенко сказал, это все притворство.