В рыгальне «Интеллигентъ» друзья обпились пивом, ввязались в драку с местной алкашнёй, так как не смогли поделить один бильярдный стол, который, между прочим, разломили чьей-то дубовой головой.
Увеча кулаками сиреневые рожи, Колька вмиг забыл про свою безответную любовь к Юльке. Иногда, чтобы отвлечься от кого-то, необходимо подраться. И Колька в то мгновение почувствовал себя как в прежние времена, сильным и непобедимым.
Картошкин, владелец разгромленной рыгальни, успокоил драчунов оглушительным выстрелом из дробовика, только зря потолок продырявил. Чуть не плача, он выпроводил ребят за порог бара и поклялся Абраксасом не подпускать их в своё заведение и на пушечный залп.
Но Серёга и Сашка ещё долго злорадствовали над ним, мол, они ещё придут с канистрами бензина и спалят его рыгальню к едреням матери, а его самого, такого-сякого, снасильничают как дорожную дешёвку.
Картошкин не смог сдержать эмоций и пальнул поверх их шальных голов, парни еле ноги унесли.
Лишь у высоких ворот АЭС, в тени кустов сирени отдышались.
Серёга с Сашкой неистово смеялись и возбуждённо таскали друг друга за уши. Только у Кольки дрожали руки, которыми он едва смог зажечь сигарету. После пары-тройки длительных затяжек к нему пришёл покой, и он сказал:
– Жалко мне его.
– Кого? – спросил Серёга.
– Этого. Картошкина.
– Да етить, Колян! Жалко ему! Кого ты собрался жалеть? Хапугу?! – воскликнул Сашка. – Меня бы вот кто пожалел. Денег нема. Лысею вон.
Серёга согласно отрыгнул.
– Кишкоблуда надо пожалеть. А то он видишь какой, ничё своего нет, кроме имени.
– Вы дебилы! – гаркнул Колька. – Ты тоже, Серёга, хорош, придумал там, сжечь! С огнём играете!
– А ты кто тогда? Тебе чужая шмара всё покоя не даёт! – сказал Сашка, тем и задел Кольку за живое, за что и получил по носу кулаком.
Сашка не умел держать удар, отчего как скошенный подсолнух свалился в лужу. Он жалобно скулил и пердел, барахтаясь в маслянистой жиже.
Колька хотел ему ещё ногой наподдать, но его вовремя остановил Серёга.
– Брось, Колян, а ну брось! Миру мир, а войне – пиписька!
– Да ну вас, гады! – прорычал Колька. – Только и можете, что людей обсирать! Чего ради я с вами вожусь?
– Мы все повязаны! Ты не забыл? От нас не отделаться!
– Это точно. От вас нельзя отделаться. Но я так хочу, чтоб вы все исчезли. Отвалите!
Колька харкнул под ноги Серёги и пошёл прочь от друзей, чувствуя позвоночником их злые испепеляющие взгляды.
***
Над ухом назойливо зудели комары размером с лезвие перочинного ножика. Небо затянулось непроницаемой темнотой.
Колька проживал на окраине на втором этаже в однокомнатной квартире аварийного барака, который мог рухнуть в любую секунду, но, что удивительно, он крепко стоял на разваливающемся фундаменте, покрывался замшелостью, стены трескались, штукатурка пластами отслаивалась, обнажая прогнившую дранку, а дырявая крыша протекала в сезон кислотных дождей.
Не доходя до дома, у вековечной берёзы Колька извлёк из внутреннего кармана плаща фляжку, в ней плескалось нечто манящее. Он отвинтил крышку, резкий этиловый, но сладковатый запах шибанул в ноздри.
Колька давно сидел на жидком дефиксионе, потом что ему нравился эффект после приёма вещества: казалось, что к его языку приковали тяжёлую гремучую цепь, и душу вырвали через уши, и ты, находясь за пределами тела, парил над землёй, не чувствуя преград времени и пространства. И если повезёт, можно было увидеть неописуемую абстракцию благочестивых словес, ярких лиловых красок и чудных звуков, похожих на космический гул, чарующим своим неземным исполнением.
Колька пригубил, и после одного глотка его пробило на изнурительное осознание.