половой акт, а не разные. А это означало, что свидетели должны были оба чуть ли не сидеть рядом с кроватью, на которй и происходило это действие. Вот почему сложно было получить показания такого рода. Некоторые разводящиеся, не знакомые с процедурой развода, даже предлагали (безуспешно) членам консисторий самим сходить с ними в бордель и лично засвидетельствовать процесс прелюбодеяния.

Но на деле разводы по прелюбодеянию оказались тем видом разводов, где деньги смогло победить зло. Удивительным образом свидетели находились, а члены консисторий и Синода оказывались убежденными в правдивости их показаний. В 1910-х годах количество разводов по прелюбодеянию достигло 3—3,5 тысяч в год и быстро увеличивалось.

Процедура развода.

Поскольку реально развод давался только по прелюбодеянию, его мы и описываем.

Желающие развестись подавали заявление в консисторию, которая присылала им священника для увещевания. Когда увещевание предсказуемо не срабатывало, начинались слушания. Являлись обе стороны и так называемые «лжесвидетели при духовной консистории».

Псевдопотерпевшая сторона (по этике того времени, условным прелюбодеем должен был выступать муж, а потерпевшей жена) рассказывала о том, как она жестко страдает и не может жить с негодяем больше.

Псевдопрелюбодей соглашался с обвинениями, но замечал, что он не намерен исправляться и будет прелюбодействовать и далее.

Потом выступали лжесвидетели. Это были люди, с которыми раз за разом происходило одно и то же неприятное происшествие: они шли к гости к знакомому, который жил в гостинице, но по ошибке путали номер и заходили в другую комнату. И там они видели такое!

Почтенные протоиереи задавали уточняющие вопросы: «видели ли вы, где находился детородный орган господина N?» и тому подобное. Свидетели уверенно отвечали в нужном для дела ключе. Консистория убеждалась в правдивости показаний свидетелей, тем более что эти злосчастные путаники видели подобное уже не в первый раз. Никаких реальных сведений (супруги много лет живут раздельно и на самом деле имеют другие семьи и т.п.) сообщать не требовалось.

Постановление консистории поступало на утверждение архиерею, который всегда очень легко с ним соглашался, не замечая ничего странного в обстоятельствах происшествия.

Потом дело в ревизионном порядке рассматривалось Святейшим Синодом. Синод заседал около 30—40 раз в году, и две трети каждого заседания уходило на то, что секретарь быстро и неразборчиво зачитывал собранию архиереев приговоры консисторий, то есть дичайшую «порнуху», в которой подробно описывалось, что, кто, кому и куда засовывал. Оставшаяся треть заседания посвящалась вопросам церковного управления.

Сколько это стоило?

Несложно догадаться, что такие чудеса происходили не бесплатно. Развод обходился в 3—5 тысяч рублей – то есть в три годовых жалованья рядового врача или гимназического учителя. На 3,5 тысячи разводов в год разводящими расходовалось 10—15 миллионов рублей, а вся годовая государственная субсидия церкви составляла 40 миллионов.

Кому шли эти деньги? Вопрос сложный. Понятно, что свою долю получали адвокаты, лжесвидетели и чиновники консисторий (это были открыто коррумпированные люди, неизменно ненавидимые рядовым духовенством и публикой). Получали ли деньги члены консисторий, епархиальные архиереи и члены Синода? Понять сложно.

Кто брал и кто не брал денег – архиереи, протоиереи епархиальных консисторий, обер—прокуроры или еще кто – сказать точно за давностью лет нельзя.

Скандалы, связанные с разводами.

В начале века непрерывно происходили громкие скандалы, связанные с разводами и женитьбой на разведенных в высшем обществе.