Для православных духовные власти обладали независимой судебной компетенцией в делах, связанных с разводом и браком. Эта компетенция не пересекалась с общей судебной, то есть суды не имели права входить в споры, отнесенные к ведению церкви.

Церковно-судебная компетенция церкви была чисто «духовной» – гражданско—правовые вопросы, связанные с разделом имущества, алиментами, наследством, законностью рождения детей, разрешались судами общей юрисдикции.

На епархиальном уровне духовными властями были консистории и епархиальные архиереи, на общецерковном – Святейший синод. Консистории были смешанными церковно—государственными учреждениями – совет из назначенных архиереем священников + обслуживающие этот совет чиновники. Синод был также смешанным учреждением: совет из архиереев, обер—прокурор, представляющий государство, подчиненный обер—прокурору аппарат из чиновников.

Церковное право той эпохи предусматривало четыре причины для развода:

– прелюбодеяние;

– физическая неспособность одного из супругов к супружескому сожитию;

– долговременное безвестное отсутствие супруга;

– осуждение одного из супругов к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния (грубо говоря, на срок более 5 лет).

1. Каторжники.

Из всех этих причин в почти автоматическом режиме работал только один случай: осуждение на каторгу. Действительно, государство быстро и без лишних формальностей расторгало браки каторжников; желающие оставаться в браке должны были специально о том ходатайствовать. Это входило в общую концепцию наказания лишением всех прав состояния: осужденный лишался имущества (в пользу семьи или родственников), брачного статуса, родительских прав, сословного статуса, всех званий, чинов и наград, и даже прав, присвоенных по образованию.

2. Безвестное отсутствие.

Церковь сделала всё, что было можно, чтобы такие разводы стали недоступными. Задумка была простой: супруг пропавшего должен был представить доказательства его отсутствия в виде справок из всех (!) губернских и областных правлений России. Учитывая, что губерний и областей было 101, и кто—нибудь непременно забывал ответить, а справка действовала всего год – пока ты выбивал последние справки, кончался срок действия у первых. Чувствуете знакомую нотку? Да, все бюрократические пакости придуманы давно. В результате таких разводов бывало буквально 2—3 за год – безвестно отсутствующих были тысячи и тысячи, да только никто не мог собрать бумаги.

3. Физическая неспособность.

Тут церковь тоже зажала все возможности развода.

Под физической неспособностью понималась исключительно импотенция или анатомические дефекты гениталий.

Такие вещи, как паралич или заболевание проказой в качестве препятствий для сексуальной жизни не рассматривались.

Самое же главное состояло в том, что неспособность должна была иметься на момент вступления в брак, а обращаться за разводом можно было не менее, чем через три года после заключения брака. И так—то врачу сложно объективно понять, кто является импотентом (при условии, что сведения, сообщаемые пациентом, не принимаются во внимание). Узнать же при осмотре, был ли человек импотентом три года назад, и вовсе невозможно.

Как легко догадаться, свидетельства лечащих врачей, долговременно наблюдавших истцов, не принимались во внимание. Факт импотенции три года назад должен был установить государственный врач, ранее не видавший истца в глаза. Разумеется, этот развод доставался весьма и весьма немногим.

4. Прелюбодеяние.

Казалось бы, тут уж отказать в разводе супругам, желающим развестись, вовсе невозможно. Один притворится, что оскорблен прелюбодеянием и желает развестись, другой притворится и скажет, что совершил прелюбодеяние. Нет, не тут—то было! Собственные показания прелюбодеев не имели для церковного суда никакого значения. Нужны были два свидетеля. Не свидетели каких—то близких отношений. А свидетели полового акта. И не свидетели типа «видел, как они лежали под одеялом и быстро двигались», а свидетели типа «я своими глазами видел, как он (извините за прямоту – прим. авт.) засунул свой член в ее влагалище». И два свидетеля должны были видеть