Адмирал просит соединить его с авиацией.
– Алло, Семёнов, давай поднимай твоих штурмовиков, бомбардировщиков, всех, кто может летать! – кричит он в трубку. – Прикрой отход нашей флотилии. У них боезапас сейчас закончится, пойдут назад. Не дай немцу голову поднять.
– Ну, и молодец! – удовлетворённо произносит он последнюю фразу и кладёт трубку.
– Хорошо с толковыми командирами дело иметь, – вновь обращается он к Птохову. – С полуслова понимают. Чётко отрабатывают…. Кстати, тебе особая благодарность. И – твоим буеристам. Дай им хоть отпуск, что ли…. И, давай, форсируй создание большого отряда буеристов, как я говорил, до 100 человек. Погляди, может, Демарина им командиром… с повышением звания, конечно.
– Так точно, Владимир Филиппович!
– Ладно, и сам ступай, отдохни. На сегодня ты своё дело сделал. Готовься к ответным действиям врага. О соображениях доложишь на вечернем совещании.
– Есть! Разрешите идти?
– Идите.
Каперанг идёт к вешалке у входа в землянку. Быстро накидывает чёрное форменное пальто, шапку. Выходит на улицу.
Над Ладожским озером встаёт яркое зимнее солнце. Оно слепит глаза. Заставляет щуриться. «Хорошо, – говорит сам себе Птохов. – Значит, до завтра взорванную акваторию точно не затянет. Форсирования от немца ждать не приходится».
Сцена 10.
Берег Ладожского озера. Советская сторона. Солдатская землянка.
К своей землянке, сложенной из брёвен, мешков с песком и снега со льдом, группа Демарина возвращается бодро и возбуждённо. Все довольны удачно выполненным опасным заданием.
Одновременно слышны реплики:
– Когда граната осталась на льду, думал: капец, посечёт осколками….
– Ураган огня и воды за спиной – точно ад кромешный….
– А у меня шкот заклинило, как дерганул его со страху, чуть сам не вылетел…
– Слушай, а у нас ящик из-под гранат на буере остался, я его не выкинул. Пусть, думаю, под рундук будет…..
Бойцы поднимаются с берега по ходам сообщения к своей землянке, шумно заходят. Начинают раздеваться….
– Чего-то прохладно…. Где вахтенный?!
Тут только они вспоминают неприятный эпизод, случившийся сегодня утром. Потому все разом умолкают.
Мичман Демарин подходит к буржуйке, трогает.
– Горячая ещё, но остывает. Часа два, как ушёл. Черкасов, заступи на вахту.
– Есть!
Демарин садится к столу.
– Так, ребята, что делать будем…?
– Струхнул мальчишка, сбежал…, – заговорил за всех старшина второй статьи Юрий Глушков.
– Не сбежал, дезертировал…, – мрачно уточнил кто-то из ребят. – Это – трибунал.
– Сопливый салага! – ругнулся в адрес сбежавшего другой боец.
– Крыса ломанулась с корабля! – поддержал кто-то, раздеваясь у своей шконки.
– Хлеб матери понёс, – сбил накал возмущения Глушков.
– Да, салажонок свою жизнь поставил на кон, чтобы отнести наши пайки матери и сестре, – поддержал старший матрос Черкасов, ставя на буржуйку флягу с водой.
– Значит так! – Демарин встал у стола. – Флотские своих не сдают. Сперва сами разберёмся. Надеюсь, стукачей у нас нет?!
Вопрос повисает в воздухе.
– Питерский адрес его семьи у меня есть. Попытаюсь найти, разобраться. Юнге жизнь сломать – не фокус, а жизни нынче спасать надо….
Он на несколько мгновений замолкает, прислушиваясь к тишине в землянке.
– На том и постановили. О происшествии пока молчим. А сейчас личному составу – отдыхать! Вахта двухчасовая, побуерная. Следующий на банке – буер номер два. И так далее….
– Эй, где здесь разведрота Охраны водного района? – послышился зычный голос с улицы.
Демарин Глушкову:
– Юра, выгляни, узнай, что там такое? Кого там ещё несёт.
Глушков выходит из землянки.
Через несколько секунд заглядывает обратно: